В ПАМЯТЬ О МИРЗО БАБАДЖАНОВЕ
Душанбе, 26 декабря. (НИАТ «Ховар», Олег Соболев). — В Таджикистане имя Мирзо Бабаджанова, по-моему, знали все. К праздничным датам, годовщинам Победы, газеты, журналы, радио готовили о нём различные материалы. Я тоже участвовал в этой работе. Однажды, договорившись о встрече, я пошёл к Мирзо Бабаджановичу, прикрепив к пиджаку колодку орденских планок. Подумал: пусть сразу увидит, что и я — фронтовик. Может быть, и не зря я устраивал эту демонстрацию. Взгляд Бабаджанова действительно задержался на моих планках, и он пересчитал орден Отечественной войны, медаль за отвагу, медаль за оборону Ленинграда… дальше он пересчитывать не стал, а сразу спросил: «Вот эта зелёненькая планка — Ленинградская?». — Да, медаль получил в 1943 году, а в блокаде был все 900 дней, в основном на переднем крае. Глаза Бабаджанова потеплели, и мы просто разговорились, как бывшие фронтовики. Оказалось, что у нас есть кое-что общее. В начале 1945 года мы оба воевали на Сандомирском плацдарме, оба имели звание гвардии старший сержант, только Мирзо был пулемётчиком в пехоте, а я радистом в отдельном истребительном противотанковом дивизионе. Мы вспоминали эпизоды боёв, отлично понимая друг друга. Однако беседа беседой, а надо и интервью брать. Мирзо ответил на все мои вопросы и распрощались. У меня сохранились выписки из документов, которые мне показывал Бабаджанов. Войну он закончил кавалером двух орденов боевого Красного знамени и ордена Славы, его славный пулемёт «Максим» занял почётное место в музее Вооружённых сил в Москве. Я узнал, что где-то в архивах Министерства обороны СССР лежит представление к званию Героя Советского Союза на Мирзо Бабаджанова. Мы тогда с боями форсировали реку Одер. На каком-то участке переправился на западный берег со своим пулемётным расчётом и Мирзо Бабаджанов и сразу вступил в бой. Из пулемёта он уничтожил десятки фашистов. Вот один из эпизодов, о котором говорилось в представлении его звания Героя: «…В боях за населённые пункты Етидорф, Линден, Денг и другие Бабаджанов со своим пулемётом всё время находился в цепи наступающей пехоты, ураганным огнём расчищая путь. По своей инициативе он принял на себя командование ротой, когда командир был ранен, и в последующих боях проявлял исключительное мужество и героизм, находясь в передовых рядах. За время боёв за плацдарм уничтожил более 100 немецких солдат и офицеров. За исключительное мужество удостоен звания Героя Советского Союза». У пулемётчика Бабаджанова к этому времени были и другие тяжелейшие бои. В частности, форсирование Днепра, когда он со своим расчётом одним из первых переправился на другой берег реки, захватил маленький плацдарм и удерживал его до прихода подкреплений. Тогда его грудь украсил орден Красного Знамени. Вспоминать войну для фронтовиков — не новость. Бои давно позади и потому мои обращения к Бабаджанову носили деловой характер и касались мирных дел. Это — когда он уже работал заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК Компартии Таджикистана. От него всегда можно было получить чёткие указания о том, когда и какие материалы потребуется выпускать через каналы ТаджикТА, где я работал главным редактором. Помню такой эпизод, когда со стороны Мирзо Бабаджановича по отношению ко мне была проявлена поистине фронтовая поддержка. Была круглая годовщина разгрома немцев под Ленинградом и полного снятия блокады. Я получил красивое приглашение на встречу с бывшими воинами 50-й отдельной стрелковой бригады морской пехоты, где в одной из рот я служил миномётчиком. Я уже представлял родные лица тех, кто уцелел в боях, с кем доводилось лазить за языком, строить дзоты, откачивать из блиндажей болотную воду, делить скудный блокадный паёк. Но тут возникло препятствие. «Куда ехать? — сказал директор, — ты же сам знаешь сколько сейчас работы», — но, видя моё упорство предложил решить вопрос о моей поездки в Ленинград через отдел пропаганды ЦК. Мы шли по коридору ЦК-вского здания, и тут директор увидел идущего нам на встречу Бабаджанова. Поздоровались, и, не тратя времени, директор заявил: «Вот, Мирзо Бабаджанович, вы же знаете, сколько будет важных мероприятий, все их надо освещать, а главный редактор проситься в Ленинград». — А что там будет? — спросил Бабаджанов. Я протянул ему приглашение, в котором подробно описывались многие события предстоящей встречи. Планировалась она на бывшем переднем крае, куда всем предстояло выехать на автомашинах. Возвратив мне приглашение, Бадажанов неприязненно взглянул на директора и резко произнёс: «Вот если бы ты воевал, то так не говорил бы». — Всё понял, — быстро сказал тот. Моя поездка состоялась и запомнилась надолго. Теперь, когда Мирзо Бабаджановича не стало, я не редко вспоминаю этого светлого человека. О том, каким я его вижу, свидетельствует мой стих под названием «Мирзо Бабаджанов», который я здесь с удовольствием привожу: Пишу по-памяти о том, что я узнал, Про воина-героя, про таджика, — Для нас обоих был один вокзал И оба мы войну познали лихо. Но — разные фронты: На юге он. Я в Ленинграде. И в Душанбе мы не были на «ты», Но встречи с ним мне приносили радость. Я про Мирзо, про Бабаджанова пишу, Чей пулемёт — «максим» в Москве, в музее. И против правды я не погрешу, В преодолении Днепра он многих был смелее. Вот человек! — В наградах грудь, Предельно честен, скромен, но напорист. Он говорил: «Войну, брат, не забудь!» А кое-кто забыл довольно скоро. Он не любил, когда фронтовика Иной чиновник и вблизи не видит, Он бюрократа жёстко мог обидеть. Вот почему и память о Мирзо Храню не я один — она в народе, Пусть розой и лавровою лозой Его почтут в селе и на заводе!