ЛЕГЕНДАРНЫЙ ГЕРОЙ ПОМОГАЕТ КОРРЕСПОНДЕНТУ
Душанбе, 23 декабря. (НИАТ «Ховар», Олег Соболев). — Дважды Герой Советского Союза, легендарный генерал Павел Иванович Батов, председатель Советского Комитета ветеранов ВОВ принимал группу участников французского сопротивления гитлеровцам. Об этом сообщение должен был дать кто-то из московских корреспондентов ТАСС. Однако никого в редакциях не было. Вспомнили, что практику проходит корреспондент ТаджикТА. Этим корреспондентом оказался я и потому вскоре я услышал: «Соболев, вы из Таджикистана? К Ермаковой?». Ответсекретарь главной редакции союзной информации ТАСС Людмила Ермакова была не многословна: — В Советском комитете ветеранов войны идёт приём французов, он уже начался. Поезжайте, дадите информацию. К Батову не обращаётесь, лучше к Мересьеву, он всё делает оперативно. — Как, к тому самому? — Да, это тот самый Алексей Мересьев. Я вылетел из здания ТАСС, схватил такси и бросил водителю, в Комитет ветеранов войны. Не молодой водитель кивнул и мы поехали. Дорогой мои мысли работали лихорадочно, как я встречусь с героем книги Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке»? Это тот самый человек, тот лётчик, который в начале войны сбил много вражеских самолётов, а потом в апреле 1942 года был сбит сам. Он 18 суток ползком выбирался из окружения. Тогда его спасли от неминуемой гибели жители какой-то деревни, но раненные и обмороженные ноги воспалились. Ему пришлось пережить ампутацию голеней обеих ног. Однако он освоил протезы, вернулся в строй. Совершил 86 боевых вылетов, сбил 11 немецких самолётов. У здания Комитета ветеранов водитель тормознул, и мои мысли потекли уже по рабочему руслу. Расплатившись, я поднялся на второй этаж и быстро нашёл кабинет генерала Батова. Я сразу толкнул массивную дверь, не обращая внимания на протестующие возгласы секретарши, сидевшей за столиком у двери. Оказавшись в огромном кабинете, в метрах 15 от себя, я увидел огромный стол похожий на танк, а за ним генерала Батова. Справа, в конце стола сидел человек в синем костюме и чёрном галстуке, который поднял руку и помахал мне, когда я заявил: «Корреспондент ТАСС, Соболев». Он указал мне на огромное кожаное кресло рядом с собой и, видя, что я порываюсь задавать вопросы, шёпотом сказал: «Я вам всё дам, а сейчас послушайте». По обе стороны длинного полированного стола, составлявшего с «танком» Батого букву Т сидели 7 французов. Мне они показались все на одно лицо, все в тёмно-синих костюмах, с галстуками и бабочками. Каждому из них можно было дать лет 50-55. Я взглянул на Мересьева и подумал, что ему тоже не меньше. Разговор шёл о том, как с ослаблением немцев в ходе II Мировой войны росло и ширилось французское сопротивление. Батов внимательно слушал эпизоды о действиях французских партизан, вместе с которыми активно воевали советские военнослужащие, бежавшие из плена или попавшие во Францию другими путями. Говорили о боевом братстве французов и русских, о блестящих действиях на советско-германском фронте французской эскадрильи Нормандия-Неман. Вообще говорили, как братья по оружию. В какой-то момент Алексей Мересьев поднялся из-за стола и пошёл к выходу. Всё своё внимание я перевёл на него. Глядя ему в спину, я старался уловить какие-либо особенности в её походке, ведь человек шёл не на своих ногах, а на протезах. И — ничего, буквально ничего не заметил. Ровно и довольно быстро шагал совершенно здоровый, физический человек. Тут я озаботился, — а вдруг Мересьев не вернётся, и я останусь без обещанных им документов. Но, через минут 10 он пришёл с пачкой каких-то бумаг. Сев за стол, он выбрал несколько листов и подал мне, со словами: «Вот, тут всё, что вам нужно, имена, фамилии, должности…». Когда приём закончился, генерал Батов любезно попрощался с гостями и, заявив, что у него ещё одна встреча, вышел. Я обратился к Мересьеву с просьбой оставить мне переводчика для беседы с французами. «Сейчас мы всё организуем, — сказал он, — пойдёмте». Все мы вышли в большой вестибюль, началась беседа, в которой участвовал и Алексей Мересьев. Он задавал французам вопросы, какие мне в голову не приходили, и я мысленно благодарил его, делая записи в блокноте. Когда он заметил, что я посматриваю на часы, то сразу сказал: «Ну, кажется, мне пора прощаться, есть ещё дела, а переводчика я вам оставляю». Я горячо пожал ему руку и поблагодарил, а сам снова посмотрел ему вслед, подумав, как здорово можно научиться ходить на протезах. В душе у меня надолго осталось тёплое чувство к Алексею Мересьеву, действительно настоящему человеку. Тут один из французов, кивнув в мою сторону и указывая на мои седоватые волосы, спросил: «А вы воевали?». — Воевал, с августа 1941 года, 17-летним юношей добровольно пошёл на фронт, защищал родной Ленинград и прошёл все 900 дней блокады.Тут французы стали вынимать свои блокноты и уже не я им, а они мне задавали вопросы, но это совсем другая тема. Извинившись перед гостями и объяснив, что мне надо в редакцию ТАСС, я бросился искать такси. Информацию написал легко и быстро и вскоре уже читал её на ленте ТАСС.