ОПЕРАЦИОННАЯ СРЕДИ ЭДЕЛЬВЕЙСОВ

            Душанбе, 12 декабря. (НИАТ «Ховар», Олег Соболев). — Блестящий хирург Борис Лукич Жуков оставил о себе хорошую славу в Таджикистане. И сейчас здесь живёт немало людей, которым он сохранил жизнь и здоровье. Познакомились мы с ним сравнительно молодыми людьми.             К нему в 3-ю городскую больницу я приводил 5-летнего сына, наступившего на гвоздь. От грязного гвоздя могло быть заражение крови, но Жуков всё сделал так, что через неделю мой Виталик уже свободно бегал по двору. Мы оба родились в 1924 году, и это облегчало взаимопонимание.             Как у ровесников, людей воспитанных в духе уважения к труду, честности, доброжелательности у нас были одинаковые взгляды на многие события и ситуации. Его умение лечить я испытал и не себе. Обычно по утрам делая зарядку, я приседал по несколько раз и вот настал момент, когда согнуть ноги я сумел, а выпрямить не мог.            Мешала острая боль в левом колене. Рентген показал, что там находится большое зерно соли. И вот я на приёме у Жукова. Внимательно выслушав мои жалобы, изучив снимок, осмотрев ногу, он подумал и сказал: «Будем делать уколы гидрокортизона, а потом посмотрим».            — Ну, Борис Лукич, каждый день таскаться на уколы, опираясь на палку, — запротестовал я, — Хлопотно и неприятно.            — Хорошо, — сказал он, — Тогда другой способ. В течение 15 дней будете делать компрессы из бычьей желчи. Колено перед наложением компресса мыть тёплой водой с мылом, мыло тщательно смывать, ногу насухо вытирать. Это на ночь, утром сняв компресс, снова та же процедура обмывания. Если это делать небрежно, на коже появятся язвы.            — Я уж постараюсь обойтись без язв.            Через полмесяца Жуков внимательно осмотрел и ощупал моё колено, спросил: «Ну, как?» Я ответил, что вроде ничего не мешает, стал ходить без палки.           — Ну, тогда 10 сеансов ультразвука и всё…           Действительно, нога меня больше никогда не беспокоила, о чём я и заявлял Жукову, бывая у него по журналистским делам. Эти встречи происходили в небольшом кабинете четвёртого корпуса 3-й республиканской клинической больницы. Летом 2008 года ведущий травматолог республики Джафар Сафаров, считающий себя учеником Жукова, обрисовал мне ситуацию с таким заболеванием, как врождённый вывих бедра у детей.           Он говорил, что бывают периоды, когда ему приходиться делать за день по две операции для исправления этого врождённого дефекта. На очереди стоят десятки тысяч детей с этим недугом. Я говорю об этом, потому, что Жуков был тоже озабочен большим количеством вывиха бедра. Однажды он мне дал белый халат и сказал: «Пойдёмте». Мы шагали по широкому сверкающему чистотой коридору. Мимо больничных палат, двери которых были открыты, из-за жары.           Возле одной такой двери Жуков притормозил и спросил: «Кто тут курит?». Ему указали нарушителя, человека с толстой повязкой на ноге.          — Вынести его койку в коридор, — приказал Жуков. И это было немедленно сделано, совершенно молча.           Мы пришли в большую детскую палату, где Жуков лечил врождённые вывихи бедра с помощью длительной фиксации широко раздвинутых ног маленьких пациентов. Это делалось с помощью особого кольца. Одного такого пациента и меня с Жуковым, зафиксировал на плёнке фотокорреспондент.            Как-то я попросил Бориса Лукича вспомнить самый сложный случай из своей практики. Случаев оказалось много, но он выбрал один. Суть дела была в том, что женщине требовалась замена полусустава в колене левой ноги.           Трансплантат был получен из Ленинграда и им Жуков заменил всю некротизированную часть кости. Полусустав встал на место удалённого, сросся с трубчатой костью и хорошо подошёл к верхней части сустава. Женщина не стала инвалидкой.           Она смогла нормально ходить. Было время, когда изобретение профессора Елизарова, его аппарат для сращивания костей не хотели признавать некоторые медицинские светила, и когда не было ещё НИИ экспериментальной и клинической ортопедии травматологии, созданного специально для Елизарова. Однако в медицинской литературе метод был описан и Борис Лукич занялся этим вопросом в плотную.           В его клинике появились аппараты и не на лабораторных полках, а на ногах и руках пациентов. Результаты получались удивительные. Лечение проходило эффективно, и больные выздоравливали гораздо быстрее, чем при традиционном наложении гипса.           Я дал сообщение об этом в республиканскую печать и в ТАСС. После этого спустя месяц, я встретился с Жуковым и он сказал: «Ну и задали вы мне работу. Со всех концов Союза идут письма с вопросом, как организовать в условиях обыкновенной клиники применение метода Елизарова. Вот и приходится отвечать». Я засмеялся и ответил, что теперь таджикская травматология оказалась в первых рядах советской медицине.          У доцента Таджикского медицинского института им. Абуали ибн Сино, главного травматолога Б. Л. Жукова в кабинете на стене был укреплён деревянный щит, на нём многие килограммы металла. Это были разнокалиберные пули и осколки, извлечённые им из тел раненых пограничников, оперативных работников МВД и КГБ и других пострадавших при боевых действиях.         — Какая же тут самая вредная штучка? — спросил я.         — А вон та, самая маленькая, — сказал Жуков. — Это пуля-эксцентрик, попав в человека, она зигзагами проходит по его телу, разрывая ткани и органы.           Жуков десятки раз вылетал на вертолёте в труднодоступные места республики, где больные нуждались в неотложной помощи специалиста. Натренированность в таких полётах помогла ему выполнить казалось бы невыполнимую задачу, когда высоко в горах всё приходилось делать впервые, поскольку прецедентов подобной работы не было. И вот, что я хочу рассказать.            Случай, которому посвящён этот рассказ, произошёл в горах Памира. Ради спасения человека на пределе возможного действовали главный участник борьбы за жизнь — хирург-травмотолог, а также альпинисты и пилот вертолёта. Представьте себе камнепад в горах.            Жутковатое зрелище. А зацепит кого каменная лавина — пропал человек. И вот однажды…           Группа альпинистов штурмовала один из 6-тысячников Таджикистана — пик «Патриот». Уже близка была заветная вершина, когда раздался крик: «Камни-и!»… Двигавшийся по склону крутизной 50 градусов альпинист Виталий Фёдоров взглянул вверх и в туче мелкой гальки увидел глыбу, которая начала падать.            Резкий рывок, и, пролетев метров 5 вниз, Виталий повис на перильной верёвке, только что им же самим натянутой. Очки забило снегом, в голове гудело. Правая нога твёрдо уперлась в скалу, а левая вдруг подвернулась, словно ватная…           Как только ушла вниз глыба, перебившая Фёдорову ногу, ребята кинулись к нему и, торопясь, стали поднимать на вершину, потому что только там можно было поставить палатку. Она появилась в мгновенье ока — «травмпункт» на высоте 6300 метров. Вот разрезана одежда на искромсанной ноге.            Нога холодная, её растирают, чтобы согреть. Но как растирать, когда видишь громадную рану, из которой торчат костные отломки? Вот рану обильно присыпают стрептоцидом, оказавшимся под рукой, перевязывают стерильным бинтом, вот к ноге прикладывают палки от палок и ручки ледорубов, чтобы получился лубок. Потом травмированную ногу прибинтовывают к здоровой…            Всё это происходит на высоте, где пара пустяков замёрзнуть и здоровому, если не двигаться. А Фёдоров лежал, лежал, упакованный в спальный мешок и завернутый в палатку. Он был ослаблен потерей крови, полученным при падении сотрясением мозга.            И, напрягая волю, ничем не проявлял своей слабости. Он ждал. Ему было известно, что их группа молодых москвичей — не единственная в этих высочайших горах.           Лето позвало на тренировки многих энтузиастов восхождений. И он верил, что помощь придёт. В предельно короткий срок на пик «Патриот» поднялись спасатели.           Они принесли дополнительное снаряжение для аварийного спуска. И спуск начался. …Бесчисленное количество раз меняет позицию ручная лебёдка, при помощи которой живой «контейнер» медленно снижается вдоль почти вертикальной скалы.           Ледник Вавилова. Уже приготовлены сани-волокуши, и ожидающим здесь альпинистам надо ускоренным темпом пройти следующий этап — спустить пострадавшего ещё на одну ступень — к лагерю, который называли «Сурковым». Путь этот тоже не подарок, но дело пошло быстро.           На пятые сутки спасатели увидели свой лагерь. …Жукова мучила отдышка, леденил холод. Но хирург немедленно приступил к операции, вернее — к решению задачи со многими неизвестными и в обстановке, которую потом назвал уникальной.           Борис Лукич Жуков прилетел сюда не вертолёте 2 дня назад, он уже забыл о своём отпуске, отложенным сразу же, как только ему позвонили со станции санитарной авиации в Душанбе. Он даже не оценил искусство пилота Юрия Сачко, который посадил свою крутобокую «стрекозу» на одну из трёх ступенек размером чуть больше волейбольной площадки, прижатых к отвесной каменной стене. Врач, едва приземлившись, сразу стал нетерпеливо расспрашивать, где, в каком состоянии пациент, скоро ли будет снят с вершины, потребовал радиосвязи со спасателями.            И он стал действовать так, как диктовали ему интуиция, помноженная на ювелирное мастерство, и опыт хирурга. Разреженный воздух прерывал дыхание и вызывал сердцебиение. Работать пришлось в пуховой куртке, лёгкой и удобной, но всё же непривычной в хирургическом священнодействии.           Принимая решение оперировать, он шёл на известный риск. В чём был риск? — Прежде всего, стерильность оказалась чисто условной.           Не было под рукой обычных помощников. Вызывало сомнение, как пострадавший перенесёт переливание крови, которое ему было необходимо. Да и сама кровь (взятая, к счастью, у универсального донора и годная для любой группы) хранилась в необычных условиях — в ледяной нише и при пониженном атмосферном давлении.           Трудно было предвидеть, какую реакцию организма вызовет в этих, совершенно немыслимых, условиях введение обезболивающих наркотиков и само оперативное вмешательство. Раненый был ослаблен не только травмами, но теперь уже и развившимся на высоте воспалением лёгких. Но отложить операцию означало едва ли не большой риск — у раненого могли начаться гангрена, заражение крови, могло наступить любое тяжёлое осложнение.            Сняв первичную повязку, хирург увидел зияющую рану сантиметров тридцать длиной и около двенадцати шириной. Следовало очистить её и для начала собрать в целое опорный аппарат. Операция по поводу многооскольчатого перелома обеих берцовых костей началась.            Мелькнула мысль: если не разорваны нервы и основные кровеносные сосуды, то ногу, возможно, удастся сохранить…Сколько длилась операция, Жуков не знал. Ему казалось, что прошло не менее часа.            Но альпинисты любят точность, они засекли время и удивили его, сообщив, что истекло три часа и тридцать минут. А на плоском камне, где лежал раненый, они вырубили слово «операционная». Собранные тут же букетики эдельвейсов вручили хирургу в знак особой благодарности.            Теперь оставалось доставить раненого в клинику. Однако Душанбе был далеко за горами, а тучи скрыли окрестные вершины, и было ясно, что полёт состояться не может. Треск мотора опроверг эту догадку.            Пилот Юрий Сачко привёл-таки свой МИ-4, невзирая на непогоду. Он уже успел к этому времени получить официальное разрешение на рейс и посадку в любых условиях. А это означало, что теперь вся ответственность ложилась на вертолётчика.            Ему доверялась жизнь и спасённого, и спасателя. …Два месяца врачи Душанбинской городской клинической больницы №3 боролись за жизнь Виталия, за возвращение ему здоровья. Больной был так слаб, что с трудом мог поднять обыкновенную ложку.           Ушиб легких осложнился плевритом, поднялась температура. Но интенсивная терапия и волевые усилия самого пациента дали отличный результат. Воспалительный процесс стих.           Началась подготовка к операции с целью чистки костей повреждённой конечности. И пришёл, наконец, день, когда Фёдоров стал ходить с помощью костылей. Как говорится, в сложнейшем случае была спасена не только жизнь, но и нога.           Год спустя, уже из Москвы, он написал Жукову: «Вышел на службу, сразу включился в новую работу (он — кандидат физико-математических наук). Хожу пешком в один конец, гуляю без палочки, почти не хромаю. Катался на велосипеде…» А через 11 лет, в 1979 году, Федоров возглавил отряд спортсменов, поднявшихся на Эльбрус.            Люди, о которых я рассказал, не сделали открытий. Но элементы открытий в их работе налицо. Ведь хирургу неизвестно было многое о возможностях проведения операции на предельной высоте в горах.           И кто знал, как поведёт себя машина, если под винтом почти нет воздушной опоры. Можно только догадываться, что же двигало спасателями? Самый важный мотив поступка делать своё дело с полной отдачей, то есть «стоять до конца».           Вот это будет правильное объяснение. Ведь если бы такое сделали их коллеги, — а это вполне могло быть: есть в республике и отличная хирургическая служба, и смелые асы-вертолётчики — Жуков и Сачко только бы порадовались за успехи товарищей. Так обузданное безупречной добросовестностью стремление к постоянному самоутверждению в работе стало для них сильнейшим стимулом к деловой творческой активности.           И самый сложный случай стал всего лишь случаем из практики, хотя он и уникален, и потребовал высшего напряжения ума и сердца. Гражданская война в Таджикистане вытеснила отсюда в Россию многих хороших специалистов. Уехал и Борис Лукич Жуков.           По слухам, он стал жить и работать в городе Липицке. Встреч больше нет, одни воспоминания.