ЖУРНАЛИСТ — «ЗОЛОТОЕ ПЕРО»
Душанбе, 13 февраля. (НИАТ «Ховар», Олег Соболев). — В начале 60-х годов в нашем коллективе Таджикского телеграфного агентства (ныне НИАТ «Ховар») появился новый человек. Мой интерес возник к нему сразу, потому что он тоже был ленинградцем. На этой почве мы сразу и познакомились. «Николай Сергеевич Константинов, — представился он, — Буду работать на Памире». Такая заявка несколько удивляла. Приехать из Ленинграда и попроситься корреспондентом на Памир, раньше такого не случалось. Я сразу стал его звать Колей, потому что он был лет на 10 моложе меня и к тому же я сидел за редакторским столом. Большими шагами Коля прохаживался по кабинету и излагал свою идею: хорошо поработать в таком знаменитом горном районе, как Памир. По его словам, выходило, что этот регион он давно уже знает, так как перечитал о нём все книги и другие источники, найденные в Ленинградских библиотеках. Первые же сообщения Константинова с Памира показали, что редакция послала его туда не зря. Надо пояснить, что ТаджикТа в то время представляло собой отделение ТАСС в Таджикистане и имело определённые нормы работы на тассовские каналы. Наша информация направлялась на Союз и за рубеж, причём каждый корреспондент должен был отправить 8 принятых редакцией сообщений в месяц. Сейчас вооружённые компьютерами корреспонденты различных информационных агентств могут выдавать по несколько информаций в день, даже не выходя в город. А тогда с объектами, то есть с источниками информаций, была живая связь, поддержанная телефонной связью. Этими источниками были живые люди, руководители министерств и ведомств, органов местной власти, промышленных предприятий и строительных организаций, транспорта, торговли, деятели культуры, литературы, театров. Иными словами, тассовцы должны были держать руку на пульсе страны. Сложность была в том, что тассовские редакции предъявляли к информациям очень высокие требования. Каждое сообщение должно было быть общественно-значимым, то есть таким, что бы новость звучала на уровне интересов всех советских и зарубежных читателей. Поэтому не редко случалось так, что на наших информациях в ТАССе ставили знак (Р/С), что означало отклонена по редакционным соображениям, забракована. Республика у нас небольшая и событий союзного значения не так уж много. Константинов сразу нашёл пути к сердцам тассовских коллег, и его информации стали их постоянно интересовать. Для сравнения сразу могу сказать, что ранее работавшие на Памире авторы в лучшем случае присылали для ТАСС пару информаций, а то и не одной. А Николай Константинов стал ежемесячно присылать по 10-15 информаций, принятых в ТАСС, особо уделяя внимание историческим связям Памира с Россией, этнографии, общей истории края, работе научных экспедиций, экзотике края. Он побеждал тассовских редакторов, как говорится, не числом, а умением. Он так строил материал, что, казалось бы, малозначительный факт начинал играть, и забраковать такую информацию просто было нельзя. Такой пример. Однажды Коля нашёл такого памирца, у которого на участке в 0,5 гектара выросло 300 центнеров картофеля. Клубни удивительно большие и чистые, без изъянов. Интересно? В общем да, если бы такие урожаи были по всему Памиру, возможно и для ТАСС такое сообщение годилось бы. Константинов написал так, что информация пролетела пулей. На тассовской ленте под заголовком «Богатырский картофель» шёл коротенький текст: «Древнему богатырю ни чего не стоило пообедать целым барашком. К столу такого богатыря подошёл бы картофель, выращенный памирским земледельцем Пулатом Назаршоевым. В пересчёте на гектар урожай составил 600 центнеров. Для сравнения — обычно в Таджикистане на картофельных полях собирают 200-300 центнеров с гектара».Годы, проведённые на Памире, не исчерпали творческих возможностей Константинова, но в агентстве он был гораздо более нужен, и здесь ему был предоставлен полный простор для творчества. В общем потоке информации, которые готовил Константинов, преобладала гуманитарная тематика, но встречались и такие материалы, где он очень эрудированно рассказывал о делах геологов. Я спросил однажды, как он совмещает совершенно разные сферы знаний. Оказалось, очень просто: он окончил 3 курса исторического факультета и 3 курса геологического. — А почему по 3 курса? — Просто, мне стало не интересно, — ответил Константинов,- Потому что основное, что требовалось для моей работы, я узнал. Был случай, когда в летние месяцы редакция оголилась, на ТАСС работали лишь четверо, а остальные были в отпусках, командировках, кто-то заболел, значит, надо было оставшимся подумать, как выполнить месячный план. Тут Коля внезапно заявил, что берётся написать в ТАСС 40 информаций. И что? — Все 40 были приняты и план спасён. Как нередко бывает, талантливые люди иногда начинают злоупотреблять алкоголем. Коля считал это спасением, и не от творческой работы, а от домашних неурядиц. С Памира он привёз русскую жену, которая у его коллег сразу вызывала ироническую улыбку. Женская красота у неё заменялась сварливостью и склонностью скандала. Коля «поддерживал» эту склонность тем, что стал чаще выпивать. В нём как бы сочетались два человека, — блестящий журналист и очень посредственный семьянин, а он уже стал папой сына и двух дочек-близнецов. За те годы, которые он работал в Таджикистане, Константинов напечатал много интересных материалов о культурной и научной жизни республики. Его материалы расходились не только по каналам ТАСС. Он нередко выполнял заказы и Московского Агентства Печати Новостей (АПН). Однажды он поделился со мной своими планами вернуться в Ленинград. Там у него одиноко жила мама, инженер-химик, которая жаловалась сыну на свои болезни. Я спросил Николая, почему она одна. — Да вот, отчим мой умер. Об этом отчиме, о своём детстве и юности Коля рассказал мне в другой раз, за рюмкой «чая». Он говорил о суровости отчима, о том, что тот не разрешал читать ему вечерами и подросток нашёл выход, он вставал ночью, забирался на чердак и читал при свече, а то и при луне. Серьёзно испортил зрение. Зато отлично знал художественную литературу. Он рассказывал, что рано стал искать себе работу и однажды эти поиски привели его на Дальний Восток. Там он нанялся на какое-то судно, оно потерпело крушение, и Коля чуть не утонул в Тихом океане. Он рассказывал и об участии в работе каких-то строительных артелей в глухих уголках России, о дикой жизни артельщиков. Уже много повидавшим человеком он вернулся в Ленинград, учился, стал журналистом и, как видно, сразу неплохим. Плохого журналиста не пригласили бы участвовать в экспедиции на Северный полюс — СП-19. К тому времени Николай Константинов был знаком со многими ленинградскими учёными, в том числе с полярниками. Эпопея в составе экспедиции СП-19 оказалась для него сложной, — случайно он выпал из открытой двери самолёта, стоявшего на льдине, и сломал руку. Лечить его могли только спиртом, о чём Коля вспоминал с улыбкой. Готовясь к отъезду, Николай провёл операцию «Книги», в которую вовлёк и меня. Суть дела была в том, что книжные склады и магазины каким-то начальством было решено освободить от старых книг. Способ избрали простой — распродать дёшево и тут Коля удивил меня, показав два больших ящика, доверху набитых книгами. Это были отлично изданные произведения классиков русской и зарубежной литературы, на которые хватило половины Колиной зарплаты, то есть раз в десять дешевле, чем они стоили. Прощаясь, я спросил его: — Не хочешь уезжать из Таджикистана? — Я бы здесь ещё поработал, — с грустью ответил он, — Но вот мама… Встретились мы с Константиновым года через три. Он работал корреспондентом ЛенТАСС. А я повёз в Ленинград свою дочь Олю, окончившую десять классов, Душанбинской средней школы №2. Хотелось показать ей знаменитый город на Неве, где я провёл 900 блокадных дней, а также город Петергоф, где я родился. Как только мы поднялись по лестнице старинного дома на улице Садовой, и как только я произнёс фамилию Константинова, нам с дочерью было оказано большое внимание. Две незнакомые мне журналистки в один голос сообщили, что Коля пошёл в буфет. Там мы и встретились. После короткой радостной встречи, Николай заявил, что у него важная беседа с каким-то учёным и попросил посмотреть его новую комнату, предоставленную редакцией, оставив адрес. В восемь часов вечера мы постучали в незнакомую дверь, и Николай Сергеевич пригласил нас за стол, со словами извинений по поводу его скудости. Он скромничал. На столе стояли отличные закуски, ваза с шоколадными конфетами и ваза с фруктами, середину которой занимал ананас. По стенам комнаты двигались плавающие рыбы, от специально устроенного светильника. У стены стоял большой деревянный крест, чёрного цвета, о котором Николай сказал, что это изделие его собственных рук. Моя Оля смотрела на всё восхищёнными глазами, вслух выражая своё удивление. Как бы между прочим, уже сидя за столом, Коля протянул руку, снял с комода коробочку и показал нам красивый нагрудный знак. Свои действия он сопроводил словами: «Вот, первое место в конкурсе на лучший очерк о науке — «Золотое перо Ленинграда», за что мы и подняли по рюмке коньяка. Николай Константинов остался в моей памяти настолько земным, что рука не поднимается написать о его смерти. Он умер в полном расцвете сил. Он был женат во второй раз и имел маленького сына от жены — художницы по фарфору. Трагическую весть передали в ТаджикТА московские коллеги тассовцы. Я тут же позвонил в ЛенТАСС и незнакомый мне директор агентства Денисов с глубокой скорбью рассказал, в чём было дело. Пусть не вначале, а в конце очерка, я скажу, что Николай Сергеевич был стройным красивым мужчиной. Благородное лицо, голубые глаза, светлые русые волосы и обаятельная улыбка. В профиль — красавиц. Но, только с одной стороны. С другой стороны всю щеку занимало фиолетовое родимое пятно. Вот это пятно внезапно воспалилось и за неделю Николая Константинова не стало. А ведь, сколько бы ещё прекрасных очерков и целых книг могло бы выйти из-под его золотого пера, ведь только о Таджикистане у него аккуратно был собран большой архив.