ЖУРНАЛИСТКЕ — ОРДЕН МУЖЕСТВА
Душанбе, 2 марта. (НИАТ «Ховар», Олег Соболев). — В день защитника Отечества ко мне, в редакцию НИАТ «Ховар» пришла Галина Гриднева. Меня она поздравила с праздником, как участника Великой Отечественной войны, а я — её, как человека, грудь которого украшает славный российский Орден Мужества, полученный в 1996 году. Время было обеденное и мы присели за стол с сотрудниками, чтобы отметить праздничный день, обменяться новостями. Вижусь я с Галей редко, хотя в советское время мы проработали вместе почти 16 лет. Она пришла в ТаджикТА с опытом работы в комсомольских газетах Алтая и Таджикистана. Этот опыт помог ей и в новой роли корреспондента ТАСС, ведь ТаджикТА являлось отделением ТАСС в Таджикистане. В нашем агентстве она сразу стала исполнять должность заместителя ответвыпускающего. В крепком коллективе журналистов ей было, у кого поучиться профессионализму, обращению с фактами в тассовской форме подачи материалов. Работали мы почти на износ, вечерами могли присесть, чтобы отдышаться за стаканчиком вина, обсудить сделанное, восхититься отмеченными в ТАСС сообщениями коллег, указать пальцем на «трафаретчиков», то есть тех, кто работал как бы по трафарету, избегая насиловать свою творческую мысль. Прошло лет 10, и Галину Ивановну уже можно было видеть в должности главного редактора редакции информации, отправляемой на союз и за рубеж. Работать на ТАСС (ныне ИТАР-ТАСС) было сложно, учитывая непростые события в Таджикистане начала 1989 года. А было всё — и всплеск национализма среди определённой категории населения, трагически завершившийся массовыми февральскими беспорядками и гибелью мирных людей, и отсутствие ясной позиции тогдашнего руководства Компартии республики, и начавшийся массовый исход некоренного населения из страны. И всё-таки Галина передавала в ТАСС не менее 5 информаций ежедневно, по возможности объективно информируя Москву о происходящих событиях. Мне, как пенсионеру, в те дни не пришлось бегать по городу и писать срочные сообщения о бурлящих площадях, и некоторые события прошли мимо моего внимания. В этом я всё больше убеждался, слушая эпизоды, о которых вспоминала Галя. Когда, перебирая события, мы добрались до 10 мая 1992 года, Галя задумалась. — Ты чего? — спросил я — Да это 10-е число, для меня оно было поворотным пунктом в судьбе… А 10 февраля двумя месяцами раньше запомнил весь коллектив ТаджикТА. В тот день люди опасались ходить на работу, а наши сотрудники ходили все, — информационный орган должен был передавать сообщения. Из самого южного 64-го микрорайона шла и сотрудница моего выпуска, Валентина Кондракова, конечно, шла пешком. Как обычно вошла в телетайпный зал, села на стул и тут у неё началась истерика. Причину мы узнали, наверное, через час. В районе Текстильного комбината, где с железнодорожного моста по редким легковым автомашинам метали камни и кирпичи, а на тротуарах вооружённые люди избивали прохожих, кое-где избитые лежали неподвижно. Когда Валентина Филипповна подошла к этому месту, чья-то грубая рука схватила её за лицо и толкнула назад. Последовал вопрос: «Куда лезешь?». «На работу», — спокойно сказала она. Получив пинка, она продолжила свой путь. Чего стоило ей дать спокойный ответ бандиту, мы видели теперь, когда она не могла остановить рыдание. «Выходит, для нас с Валентиной, — задумчиво произнесла Галя, — 10-е числа самые памятные». И она стала рассказывать о том, что с ней произошло. — Послушай, — сказал я, — Что это получается, журналист слушает рассказ журналиста, чтобы потом его изложить. Зачем? У тебя это выйдет гораздо лучше и ярче, вот и опиши всё, что ты ещё не рассказала. Теперь я предоставляю читателю возможность познакомиться с исторически подлинным её рассказом: «Точку в моей работе в ТаджикТА, — писала Галина Ивановна, — поставило 10 мая 1992 года. Этот день проходил как обычно. Кто-то писал очередную информацию, кто-то делился новостью. Тревога стала нарастать, когда центр Душанбе заполнили тысячи людей, направляющихся к зданию КГБ. Как витийствовали заштатные ораторы в толпе «они шли на штурм последнего оплота тоталитаризма». Что могла сделать разгорячённая и подстрекаемая толпа, если бы ворвалась в здание КГБ, я знала по горькому опыту во время февральских беспорядков в 1990 году. А потом… Все знают, что было потом — на центральную улицу вышла бронетехника 201-й дивизии, взяв в плотное кольцо здание чекистов (на тот момент там находилось до 400 военнослужащих, вооружённых табельным оружием — пистолетами, а также члены их семей). Вечером, по телевидению прозвучало истеричное заявление лидера Демпартии Юсуфа Шодмона, объявившего заложниками всё русскоязычное население Душанбе. «Тень танков СНГ легла на всё русскоязычное население», — вот его слова, и на этом фоне фактическое отсутствие официальной реакции республиканских властей на это провокационное заявление. В ТаджикТА пришла «жёсткая цензура», мне запретили передавать материалы в ТАСС без согласования наверху. Однако при калейдоскопической смене власти, где был на тот момент тот «верх», уже никто не знал. Удивлённый информационным ваккумом, главный наш куратор из ТАСС Юрий Сизов с раздражением отчитал меня, как школьницу, потом бросил трубку. Через 2 дня раздался звонок. «Галя, приказом генерального директора ИТАР-ТАСС ты утверждена в должности собственного корреспондента ИТАР-ТАСС в Республике Таджикистан». Я заступила на должность корреспондента ещё в мирной стране, а через несколько месяцев, оказалась уже корреспондентом фронтовым в республике, объятой пятилетней гражданской войной. Пять лет, как одна большая нескончаемая командировка на войну. Походная сумка в прихожке с обязательным набором вещей — туалетные принадлежности, смена белья, блокнот, диктофон и бронежилет. 10 декабря 1992 года. По просьбе командующего погранвойсками Виталия Грицана, мы с группой российских и местных журналистов (Валера Жуков, Юра Кушко «Российская газета», Гуля Хасанова «Интерфакс» — все бывшие сотрудники ТаджикТА) летим на вертолёте, забитом хлебными буханками для пограничников на третью заставу Пянджского отряда. «Ряд иностранных СМИ передают с утра, что российские пограничники расстреливают беженцев при попытке их переправы в Афганистан, нужна объективная информация», — говорит Грицан. На месте узнаём, что это «утка», передаём репортажи с места. Но главное, когда узнаём, в это время в Душанбе вошли силы Народного Фронта, а также военная техника с территории Узбекистана на помощь конституционному правительству. Но небо закрыто узбекской авиацией и только через троё суток мы возвращаемся в Душанбе, город, притихший и печальный, как после боя. А здесь и шли бои. В моей квартире на 191 микрорайоне выбиты стёкла. Сорван замок, но ничего не взято. 1 февраля 1996 года. В Душанбе идёт заседание сессии таджикского парламента. Обсуждается тревожная ситуация в республике. В руках вооружённой оппозиции остаётся ещё большая часть Гармского региона, фрондирует Горный Бадахшан, неспокойно в пригородах, а в Кургантюбинской области мятеж начал полковник Махмуд Худойбердыев, командир бригады быстрого реагирования минобороны республики, бывший полевой командир «Народного фронта». У него немало сторонников, обиженных на правительство Э. Рахмонова и готовых пойти на самые крайние меры. На подступах к Душанбе скопились первые сотни боевиков Махмуда. Взяты в заложники 28 военнослужащих президентской гвардии с оружием, бронетехникой. Власти пытаются начать диалог с махмудовцами. Есть и горячие головы среди депутатов — требующих начать ответные военные действия. Значит, война на два фронта. Я сидела на сессии, всё это слушала, и мне становилось страшно. Потом, мне многочисленные коллеги, чиновники, просто знакомые задавали один и тот же вопрос — зачем я пошла на переговоры с махмудовцами, кто меня уполномочил, не боялась ли я и верила ли, что мне удастся вызволить заложников. Я и тогда и теперь отвечаю — зачем пошла, не знаю, никто никаких санкций не давал, а страшно было, аж жуть. Я просто знала, что надо что-то делать, что если я вернусь, как посмотрю в глаза коллег, увижу в них злорадство «думала, что ты такая крутая», я всё это видела и продолжала идти. Потом было часа два или три переговоров, передёргивание затворов, просьбы, угрозы. Наконец, по рации из Курган-Тюбе от Махмуда на блок пост — «отдайте вы Гридневой этих ребят». Доставила их на маленьком автобусе (какое счастье — и автобус шёл пустой и водитель согласился и денег не взял). Грязная и усталая вернулась в парламент. Подошла к Гаффору седому (командующему гвардией). «Слушай, Гриднева, ты не того, — спросил он, подозрительно глядя на меня. Звонок в часть. На лице растерянность, изумление. Несколько фраз «Это точно, ты не шутишь?». Потом Указ Президента РФ Ельцина. Утро, 8 июня 1996 года, клею обои. Слышу свою фамилию «За мужество и героизм, проявленные при выполнении профессионального долга наградить орденом Мужества». Пришла награда и от Президента Таджикистана Эмомали Рахмонова — его пресс-секретарь Зафар Саидов вручил мне торжественно портрет Президента с дарственной надписью». Не прошло и года после тех событий, в которых Галина Ивановна проявила себя героиней, высвободила 28 заложников, за что была награждена орденом Мужества, как сама оказалась в заложниках. Время было напряжённое, политическая обстановка накалена, Правительство искало любые возможности к достижению согласия на переговорах с руководителями Объединённой таджикской оппозиции. Рождалось то, что в дальнейшем стали называть уникальным таджикским опытом выхода из военного конфликта путём мирного диалога, опытом, который появился впервые в мире. И тут, как песок в глазах появляется помеха — самостоятельная вооружённая группа в горах. Кто, что, зачем, — первыми ответы на эти вопросы, конечно, хотели получить журналисты. Было известно, что где-то вблизи Оби-Гарма в 80-ти километрах от Душанбе обосновалась вооружённая группа, которую возглавляют Бахром Содиров и его брат Резвон, вернувшийся сюда из Афганистана, где воевал на стороне Ахмад Шаха Масуда. Братья уже успели показать свою «активность». В декабре 1996 года, Бахром взял в заложники возвращающихся из Гарма членов совместной комиссии по выполнению Тегеранского соглашения, заключённого между ОТО и Правительством РТ и нескольких военных наблюдателей ООН. Почти все они были отпущены на вторые сутки. Второй инцидент произошёл с ооновцами, тоже оказавшими заложниками у Бахрома. Это позвало Галину Гридневу в дорогу. Вместе с коллегами корреспондентом Интерфакса Сурайё Собировой и съёмочной группой НТВ Бободжоном Тугановым и Одилом Ашуровым она прибыла в лагерь Бахрома. Никаких интервью Содиров давать не стал. На вопрос о судьбе захваченных им ооновцев ответил: «С ооновцами всё нормально». Однако в просьбе повидать их отказал, что прозвучало, как угроза для самих журналистов, почувствовавших и себя заложниками. Бахром однако разрешил сделать один звонок по телефону в Душанбе. Кому? Конечно, хорошо знакомому, бывшему сослуживцу по ТаджикТА, а теперь корреспонденту агентству Рейтер в Таджикистане Юрию Кушко. К телефону подошла Сурайё Собирова и голосом робота сообщила: «Мы задерживаемся в гостях». Это «в гостях» должно было насторожить Кушко, он наверняка свяжется с ООН. Галина вспоминает, что «в гостях» им были предоставлены нормальные бытовые условия, но это не успокаивало, поскольку Бахром был непредсказуем. По её словам, он мог вскочить среди ночи и скомандовать «Подъём» или заорать: «Я вас расстреляю»… Утром Бахром заявил, что правительство не выполнило своих обязательств. А ему надо было, чтобы из Афганистана через границу были пропущены 40 вооружённых сторонников Резвона со всеми видами пехотного оружия. Щекочущих нервы и просто потрясающих эпизодов за неделю, что Галина Гриднева находилась в заложниках, хватило бы на целую книгу. Поначалу Бахром Содиров говорил, что журналисты понадобились ему как гарантия правдивого освещения переговоров, которые он намерен провести с таджикскими властями. Однако он постоянно выдвигал новые условия освобождения заложников. Дело дошло до угроз о расстреле заложников, если прибытие из Афганистана боевиков Резвона будет задержано. В те дни в средствах массовой информации высказывались предположения о том, что действия братьев Содировых имеют целью сорвать проведение очередного раунда переговоров в Москве между президентом Э. Рахмоновым и лидером ОТО Саидом Абдулло Нури, начало которых планировалось на 26 февраля. Обретение Республикой Таджикистан независимости и переход к мирной жизни для журналистки Галины Гридневой, конечно, было временем таких испытаний и такой напряжённой работы, какие выдержит не каждый. А она выдержала, маленькая женщина с тихим голосом. И вот она сидит рядом со мной с чашкой чая в руке, кажется такой же, какой я знал её 15 лет назад. Из-под распахнутой курточки время от времени выглядывает орден Мужества. — Ну-ка встань, — говорю я. — Дай рассмотреть награду. Она встаёт, распахивает полы куртки, я с уважением трогаю пальцами красивый орден и, может быть не, кстати, бормочу, что у моего папы Дмитрия Георгиевича тоже был Крест — Георгиевский. Он его получил в первую мировую войну, будучи начальником пулемётной команды. — А как он выглядел, тот крест? — спрашивает Галина. — А он был беленький на ленте… Расставаться не хочется, но работа есть работа. Я обнимаю её, и она уходит в свой тассовский корпункт, чтобы информировать Москву о важнейших событиях и новостях нового совремённого Таджикистана.