«БАБЫ»: «МЫ НАШЛИ СВОЕГО ЗРИТЕЛЯ»

                Душанбе, 20 октября. (НИАТ «Ховар», Тахмина Гоибназарова). — В столице проходят гастроли театральной мастерской новой пьесы "Бабы" Челябинской государственной академии культуры и искусств. На сцене Государственного русского драматического театра им. В. Маяковского в спектакле «Количество» актрисы-женщины в мужских одеждах по-мужски выясняют отношения друг с другом, по-женски отвечая на вечные вопросы о сути человеческого бытия. О том, как это играть мужчин, будучи женщиной и о том, как неоднозначно мастерскую воспринимают в современном театральном сообществе, рассказывает художественный руководитель, режиссер-постановщик театра, доцент кафедры театрального искусства академии Елена Калужских               — Елена, расскажите, как зарождалась идея театра?               — Наш театр – это я и мои ученицы. В 2000 году я в качестве преподавателя и доцента кафедры театрального искусства челябинской Академии культуры и искусства выпустила очередной курс учеников. Со своими ученицами мы создали несколько спектаклей – «Чудная баба» и «Кухня ведьм». Тогда мы были в статусе – преподаватель и ученицы. И вот в таком качестве мы были приглашены в Москву на фестиваль «Любимовка». Именно там о нас заговорили, как о едином коллективе. После этой поездки мы решили не разрывать своих творческих связей.                — В вашей труппе лишь четыре актрисы и Вы – руководитель. Каково это работать впятером? И потом театр зачастую ассоциируется с некой массовостью…               — В творческом плане мы настроены на минимализм во всем: будь-то декорации, состоящие из одного листа бумаги или дощечки на колесах, или актерский состав … Нам так проще. Театр там, где есть актер. Можно напичкать постановку спецэффектами, эпатировать сценографией, массовыми сценами, но это никогда не заменит живой игры актера.                 — Вы уже десять лет вместе — впятером….Глядя на вас, создается такое впечатление, что вы даже чем-то друг на друга похожи..                — Мы уже сроднились настолько, что знаем друг о друге все – вплоть до кивка головы и кончика носа. Любим друг друга безумно, но и раздражаем порой, что вполне естественно. Нас любовь и связывает — она первична во всем. Иначе не было бы «Баб». Но я не утверждаю, что мой театр – моя совершенная семья и кроме него нет ничего для меня важнее. Не верю, когда говорят, — нет семьи, но есть работа. Человек устроен так, чтобы всегда стремиться к гармонии. И когда возникает подмена одного другим – это сродни разрушению.                   — Откуда такое название? Я имею в виду не только слово «бабы», но – и «мастерская новой пьесы».                 — Когда мы в 2000-ом году приехали в Москву на фестиваль «Любимовка» у нас вообще не было названия. На афишах мы значились как «мастерская новой пьесы». Такое название нам очень понравилось. Все пьесы, которые мы ставим, действительно новые. Но такое название было незавершенным, не хватало еще одного главного слова. «Бабы» — часто употреблялось в спектаклях из нашего репертуара, вот и прижилось.                — Звучит как-то грубовато…или вы сами себя так позиционируете?                — Если бы мы были – «дамы», «леди» — это было бы просто банально. Женщина и баба – разные вещи. Женщина – это всего лишь половая принадлежность. Баба – это уже образ, емкий и броский — некой большой, пышнотелой. У нас в труппе девчонки хрупкие. Зритель приходит на «баб», а видит…. Но у всех "баб" — железный характер, на нем всё и держится.                 — В каких направлениях вы формируете свой репертуар?                  — Всегда в разных и всегда в новых. Новая пьеса тем и интересна, что она подобна плацдарму для экспериментов. Основная концепция театра – направленность на эксперимент. Новой пьесы опасаются. Ведь куда проще поставить классику, где все понятно. А новая пьеса – непредсказуема, требует новых ходов и решений. И потом театр новой пьесы – всегда безэталонный. И с этим связан главный риск. Мы в него всегда с интересом готовы пуститься.                  — Поистине достаточно рискованно сейчас работать с новой пьесой. В современной драматургии сложно найти добротную пьесу для постановки…                 — Сейчас не так много хороших пьес. Мы долго выбираем репертуар. Нам, можно сказать, везет на пьесы, хотя в поисках приходится многое отфильтровывать. Нужно заниматься новой пьесой, чтобы развивался современный театр.                  — Ваши индивидуальные критерии отбора материала?                 — В основе всегда должна быть проблема — неоднозначная, безапелляционная. Тематически наш театр достаточно социален. Мы склонны к выбору драм о войне и армии, пьес по проблемам наркотиков, образования…                  — О вас говорят: «древнегреческий мифологический театр с французским романтизмом и современным аутизмом»…Не поясните, что это значит?                 — Это наша формула, мы сами ее вывели. И за ней нет никакого лукавства. Ею мы расширяем рамки привычного восприятия театра. С Древней Грецией все понятно – тут кроется объяснение нашему минимализму – на неприхотливой сцене лишь актер, никаких отвлекающих факторов извне. Что же касается аутизма, то это наша идея-цель – вывести человека из совершеннейшего погружения в себя, отсутствия контактности с миром. Мы приглашаем к этому контакту. А французский романтизм – наше стремление. Мы к нему сейчас как раз идем.                 — Стремиться к этому без мужчин значительно легче…Их и нет в вашем коллективе ?..                 — Если мы их пригласим к себе в коллектив, то станем одними из самых обыкновенных. Без них — наша уникальность. У нас свой уют, а мужчина разрушит некую ауру нашего театра.                 — А когда вы их изображаете ? Это пародия или…?                 — У нас не пародия — у нас перевоплощение. Мы становимся другими, оставаясь собой. Ну и есть, конечно, «бабский» трагифарс.                 — Это как в спектакле «Количество», с которым вы к нам приехали?                — «Количество» — спектакль-крик. Саму пьесу понять невозможно. Есть в ней ощущение притяжения, но что так притягательно — понять сложно. Внутри постановки – неубедительная история про клонирование. За этой банальной детективно-сериальной историей запрятан другой мир на уровне мировых человеческих проблем – отношения отца и сына, проблема взаимности в плане понимания друг друга и любви, взаимных обид и прощения. Еще эта пьеса о том, как мы углубляемся в дурацкие проблемы, ежесекундно возникающие, забывая о главном.                  — При всей вашей неординарности выбора тем, подхода к их раскрытию, насыщенности вас, наверное, не все принимают положительно…                  — И это было бы странно, если бы нас везде встречали на «ура». Меня бы это, по меньшей мере, насторожило. По началу я очень болезненно реагировала на любой негатив в адрес нашего театра. И дело тут не в критике, а в непонимании. Не понимание – это данность, но это не означает, что раз это непонятно тебе – значит это плохо и не нужно для всех.                  Теперь у меня есть твердая позиция – можете принимать нас, а можете не принимать. Мы нашли своего зрителя, которому понятны и близки. А пускаться в переубеждения и доказывания, а тем более в уподобление – это не наш уровень!                 — В этом году вы встретите свой 10-летний юбилейный сезон. Внушительный срок для того, чтобы позволить назваться сформировавшимся театром. Но вам это слов претит?…                 — Да. Начинающими нас уже не назовешь, все-таки десять лет трудов за плечами. Но мы и не сформированы. Если это слово произносить, значит остановиться. Ведь сформировавшийся — значит всего достигнувший. А мы еще стремимся и стремимся… Да, стиль наш сформировался. Но мы экспериментальный театр, значит — развивающийся.