Кирилл Станюкович – учитель, путешественник, писатель

60 лет Академии наук Таджикистана   Душанбе, 21 сентября. (Ниат «Ховар», Олег Соболев). – Мы оба ленинградцы, оба блокадники, только я воевал на Ораниенбаумском пятачке,  а он — под Невской Дубровкой. Когда обнаружился этот факт, наши отношения стали развиваться легко и свободно, несмотря на разницу в возрасте и на разницу эрудиций. Кирилл Владимирович Станюкович, член-корреспондент Академии наук Таджикистана, доктор биологических наук, профессор, заслуженный деятель науки Таджикистана, слыл в научных кругах неким аристократом, но это только по уму, а не по внешнему виду. Одевался он просто – летом рубашка и штаны, зимой – узковатые, неопределённого цвета куртка и беретик. Однако его фигуру нельзя было не заметить. Голос у него был зычный, а ростом под 190.Мне нравилось редкие посещения его квартиры, в доме по улице Путовского, где он жил в одиночестве со своим другом Тошкой, птицей из породы майнушек. Я всегда вздрагивал, когда посреди плавной беседы Станюкович внезапно издавал крик: «Тошка — Тошка – Тошка!». Из небольшой соседней комнаты, ему также бодро отвечал пернатый друг, сидящий в клетке. Я неторопливо пил чай, заваренный Кириллом Владимировичем, внимательно слушал его бесконечные рассказы, временами делая необходимые мне записи. Тут, заметил я однажды, столько материала, столько разных происшествий, что их хватило бы на несколько книг. Станюкович подошёл к шкафу и, снимая с полок книги, стал читать их названия: «Холодная пустыня Центрального Тянь-Шаня», «Растительный покров Восточного Памира», «Растительность высокогорий СССР», «Полынные пустыни Таджикистана», «По горным тропам», «Рассказ об одной экспедиции», «По следам удивительной загадки».  Повертел в руках эти увесистые тома, читаю фамилию автора – Кирилл Станюкович, а потом промолвил: «Да, скромненько и со вкусом». Станюкович довольно засмеялся: — Вы помните, мы как-то ходили по книжным магазинам, а я в отделах науки просматривал некоторые зарубежные издания, и что вы думаете, что я в них искал? Я искал ссылки на меня, на мою теорию. Теперь могу сказать, что все геоботаники мира, занимающиеся горной растительностью, знают установленную мной закономерность о поясном размещении растительности в горах по высоте. Каждому высотному поясу соответствует определённый набор растений. Тут, порывшись в секретере, Кирилл Владимирович достал письмо от ленинградца, доктора географических наук Э.М.Мурзаева и копию своего ответа на это письмо. В ней говорилось: «Моя работа чисто географическая, она вся построена на зависимости растительного покрова от солярных, глобальных условий зоны, от близости или отдалённости от океана и от ритма климата. Мне кажется, что если удалось навести кое-какой порядок в понимании ландшафтных поясных структур в северной части Евразии, то это большая удача. За этим я и гнался. Стремление многих авторов видеть в формировании растительного покрова отдельных горных систем непременно полное  своеобразие совершенно несправедливо. Растительность гор подчинена общегеографическим законам, прежде всего климату, и может быть построена в правильные ряды и тогда гораздо лучше понятна». В экспедициях, начавшихся в 30-е годы, Станюкович прошёл тысячи километров, главным образом по горам Средней Азии. Обладая талантом писателя и душой романтика, он блестяще отразил в своих книгах результаты этих походов и личное впечатление  о людях деливших с ним все тяготы горных походов. Одна из его книг «В горах Памира и Тянь-Шаня», вышедшая в московском издательстве «Мысль» в 1977 году, особенно впечатляет, когда я стал расхваливать её самому Станюковичу, лицо его сделалось вдруг сердитым. И он сказал: «Для этой книжки, кроме многих других, у меня были заготовлены два замечательных эпизода, о которых я сдуру рассказал тоже геоботанику доктору Агаханянцу. А он их присвоил и изобразил в своей книжке, которая вышла на полтора года раньше моей в том же издательстве «Мысль», под названием «На Памире». Любопытство моё разгорелось, и я упросил Станюковича рассказать об этих эпизодах. «Мы члены экспедиции сидели на берегу горной речки, — начал он — Смеркалось, горел костёр, готовился ужин, развьюченным животным задан корм. В это время из глубины ущелья, опираясь на палку, к нам подошёл какой-то дервиш. — Салом алейкум, произнёс он. — Ва алейкум ассалом, здравствуйте, отвечали мы. Просим к ужину. У нас чай, каша и консервы. — Я же не прошу у вас индейку с орехами, — отвечал бродяга. При этих его словах все члены экспедиции с интересом повернули к нему лица, как бы ожидая объяснений. Он понял, присел и стал говорить: «Не удивляйтесь. Я всё объясню. Об этом господском блюде индейки с орехами, мне рассказала любимая женщина, по происхождению дворянка, оказавшаяся в Средней Азии с отрядом красноармейцев во время борьбы с басмачеством. Она была хорошим доктором, а я – молодым таджикским парнем краснопалочником. Одному богу известно, как и почему мы полюбили друг друга, она обучила меня русскому языку, и из её рассказов я многое узнал о жизни имущих классов России. С её отрядом и с ней я оказался в России, участвовал в боях с разными бандами и в одном из таких боёв, моя любовь была убита. Свет померк в моих глазах. Я вернулся в Таджикистан и стал почти бродягой. Теперь меня радуют только горы…».          — Ну как, — поглядел на меня Станюкович.- Да – а, такой эпизод может украсить любую книжку, протянул я.- А вот ещё, — продолжал он. Моя экспедиция поднималась в горы по узким тропам и оврингам. Овринг – это таджикская, горная тропа на труднодоступных скалистых склонах, состоящая из лёгких карнизов на кольях, вбитых в расщелины. Так вот, двигались мы по извилистой тропе и вдруг один ослик встал как вкопанный. Никакие понукания, удары и уколы палкой не могли его сдвинуть с места. Пришлось развьючивать, чтобы разместить груз на других ослов и лошадей. Все думали, что наш ослик просто устал, тем более, что вьюк на нём был крупногабаритный, но как только он освободился от вьюка, ослик сделал десяток шагов вперёд и остановился, как бы ожидая, что его снова навьючат. И вот когда рабочие экспедиции стали снова укреплять груз на спине животного, один из них взглянул на нависающую над тропой скалу, произнёс: «Да, ишаки-то вроде мы, ведь ослик сразу определил, что он здесь зацепится вьюком и полетит в пропасть. А мы его к этому подталкивали». — Ну, чем не эпизод, сказал Станюкович.- Ну, что же, Кирилл Владимирович, считайте, что другой автор получил от вас щедрый подарок и украсил свою книжку. Было у Станюковича серьёзное увлечение, он увлёкся идеей «поймать» снежного человека. А дело было так. В 1953 году в зарубежной печати были опубликованы фотографии странных следов, привезённые участниками альпинистской экспедиции, успешно достигшей высочайшей вершины мира – Эвереста. Эти следы напоминали следы человека, но отличались от человеческих тем, что были короче и шире, а большой палец на них был велик и несколько отставлен в сторону. Член-корреспондент Академии наук СССР С.В.Обручев, изучивший эти следы, считал, что они похожи на следы неандертальца, сохранившиеся в одной европейской пещере, и поэтому, конечно, представляют большой научный интерес. Предположение о том, что такие следы могло оставить какое-то двуногое существо, подтверждалось рассказами шерпского населения, обитающего в окрестностях Эвереста. Некоторые местные жители, пастухи и охотники  утверждали, что они не только видели странные следы, но и сами встречались с существом, который эти следы оставляет. Они рассказывали, что это существо ростом примерно с человека, покрытого шерстью, ходит на ногах и имеет плоское, безволосое лицо. Оно избегает человека и встречается крайне редко. В западной прессе прошла огромная волна публикаций об этом снежном человеке. Она не минула и Советского Союза. Большинство авторов различных статей склонялось к тому, что искать загадочное существо надо в горах Непала, но Станюкович, которого пригласили в одну из комиссий Академии наук СССР,  высказал мысль, что искать надо на Памире, где издавна ходят слухи о неком таинственном «голуб-яване», так называли на Памире снежного человека. Станюковичу поручили возглавить солидную экспедицию, в которую вошли учёные, специалисты и даже специально обученные собаки. Всю весну и лето 1958 года, преодолевая неимоверные трудности, порой рискуя жизнью, члены экспедиции исследовали горный Памир, Сарезское озеро и его окрестности. Был собран огромный материал о флоре и фауне тех мест, которые до того оставались белым пятном на географических, ботанических, зоологических и археологических картах. Однако «голуб-явана» путешественники  не повстречали. Выводы Станюковича сводились к тому, что снежный человек – просто легенда. Но это не значило, что ему нечего было об этом рассказать. Всё, что он писал, буквально с руками отрывали редакции различных журналов СССР и за рубежом. Где-то в конце 60-х годов я встретил Кирилла Владимировича у дома печати в Душанбе, поздоровавшись, он вынул из кармана извещение о почтовом переводе и сказал: «Вот, наверное, последний заработок на снежном человеке – гонорар из Франции». Мы посмеялись над тем, как долго люди способны верить в различные легенды, в том числе и о снежном человеке. Станюкович мог бы порадовать читателей ещё многими талантливыми книгами. Но тяжёлая болезнь прервала его жизнь. Незадолго до этого его сотрудницы из Академии наук Таджикистана принесли мне в редакцию подарок. Это была новейшая ландшафтная карта республики с дарственной надписью Кирилла Владимировича. По ней можно было узнать, какой растительностью богат любой район Таджикистана.В 2011 году заслуженному деятелю науки Таджикистана, доктору биологических наук, профессору Кириллу Владимировичу Станюковичу исполнилось бы 100 лет, а он ушёл из жизни, когда ему было 75.