ТРИ ВСТРЕЧИ С АВТОРОМ ТЕТРАЦИКЛИНА

             Душанбе, 25 декабря. (НИАТ «Ховар», Олег Соболев). — Спортивный вид, рост под 190, щегольские брюки и рубашка — это, скорее, член сборной по баскетболу, не маститый учёный. Он просто не вписывался в группу академиков, в тёмных пиджаках и галстуках прибывших на закладку первого камня в памятник Султану Умарову. Но вот президент Академии наук Таджикистана Мухаммед Сайфиддинович Асимов произносит: «Слово предоставляется вице-президенту Академии наук СССР, академику Юрию Анатольевичу Овчинникову».              Отточенными, чёткими фразами Овчинников выражает свою скорбь по поводу безвременной кончины президента Академии наук Таджикистана Султана Умаровича Умарова. «Сменив на этом посту великого Садриддина Айни, — говорит Овчинников, — Султан Умарович внёс огромный вклад в развитие точных и естественных и гуманитарных наук в Таджикистане, его личность была хорошо известна в кругах Академии наук СССР, где к его мнению всегда прислушивались…» После того, как закончились траурные встречи, с разрешения Мухаммеда Сайфиддиновича, я сел в его машину, в которой уже находился Юрий Анатольевич.              Путь от Академгородка до здания Академии наук прошёл в околонаучных разговорах. На мой прощальный вопрос, каковы планы Овчинникова в Таджикистане, он ответил, что скоро будет участвовать в научной конференции по химии пептидов. В 60-70-е годы в Таджикистане получили серьёзное развитие и исследование в области химии пептидов, которыми руководил вице-президент Академии наук Таджикистана Константин Титович Порошин.             О школе Порошина Овчинников, конечно, знал, и он действительно приехал на конференцию. Перед её началом, я успел взять у него интервью, которое он закончил словами: «Только покажите, пожалуйста, текст мне». Когда я пришёл с текстом интервью, в конференц-зале, где заканчивалась конференция, оставались только узкие специалисты, имевшие отношение к химии пептидов.             Овчинников сидел в кресле первого ряда в одиночестве и внимательно слушал доклад, который читал один из учеников Порошина. Он лихо жонглировал специальной терминологией, подкрепляя свои тезисы показом таблиц и схем. В таких случаях я никогда не тратил время зря. Подсев к Юрию Анатольевичу, я шёпотом попросил его поставить визу на интервью.            — Нет-нет, доклад очень интересный, как закончится, мы займёмся с вами.            Что делать, сижу до конца доклада, после которого Овчинников поздравляет докладчика и, обращаясь ко мне, говорит: «Идёмте». В одном из отведённых ему академических кабинетов, Овчинников садится за стол и внимательно читает 3 странички моего текста, потом ставит подпись.           — Вот теперь я спокоен, а вы не думайте, что я такой придира, это вы — журналисты — сами виноваты, что за вами приходиться всё проверять.            И он рассказывает мне такую историю.             — Темой моей кандидатской диссертации было создание ряда веществ тетрациклинового ряда. Пришёл один корреспондент и попросил ему рассказать о создании тетрациклина…          — Так это вы автор знаменитого лекарства, спасающего миллионы больных?!          — Ну, зачем такой пафос. Я занялся этим ещё в аспирантуре, тогда темой моих исследований стал синтез практически важных антибиотиков тетрациклиновой группы. Работа с препаратами представляла собой тонкое дело, и тот корреспондент к моему рассказу решил кое-что добавить от себя.  В его материале буквально говорилось, что порошок рождающегося тетрациклина настолько чувствителен к сотрясениям, что все сотрудники лаборатории, чтобы не топать по полу, снимают обувь и ходят в носках. После этого мои коллеги стали встречать меня словами: «Ну и запудрил ты мозги этому корреспонденту». Естественно такая слава мне не нужна, вот я и контролирую всё, что от меня идёт в печать.            — Теперь понято, — сказал я, — но лично мне со стороны наших академиков претензий никогда не поступало, вот я и хотел с ходу получить вашу визу.           Мы посмеялись, и я отправился в редакцию. Следующий визит Юрия Овчинникова в Таджикистан был связан с выступлением в качестве лектора на «Авиценовских чтениях», ежегодно проводимых в Таджикском Государственном университете. На эту лекцию я шёл с особым чувством, надеясь приобщиться к самым интересным новостям в области биологии и химии.            Небольшой лекционный зал вмещал не больше 100 человек, которые сидели в рядах кресел, размещённых ступеньками. Лектор оставался как бы внизу. Без всяких вступлений Юрий Анатольевич начал излагать своё мнение о путях развития двух наук и, особенно о важности научного поиска на перекрестьях биологии и химии.            Мой блокнот быстро заполнялся записями, при чём я старался не пропустить ни одного слова лектора. Листая эти старые записи, я восстанавливаю в памяти научные новости, почти 40-летней давности. Речь шла об исследованиях антибиотиков валиномицина и энниатинов А и В, принадлежащих к классу депсипептидов — нетипичных пептидов (они содержат помимо аминокислотных также оксикислотные остатки).           Напор научной информации и научных мыслей, исходивших от Овчинникова, был настолько силён, что слабых сил моего ума хватило лишь на полчаса напряжённой работы. Постепенно я начал понимать, что уследить и, тем более, чётко записать всё, что говорит лектор, мне становится всё труднее и труднее. Вдруг сильно заболела голова, и я сдался.           Последнее, что мне удалось понять, это его взгляд на проблемы организации научного поиска. Овчинников предупреждал учёных о необходимости постоянно следить за достижениями мировой науки. Это, по его словам, необходимо делать потому, что одинаковые исследования могут вестись не только у нас, но и за рубежом.            Что мне хочется сказать в заключение. Ценность таких умов, таких учёных для страны, для народа, для науки не измерима. Но, к сожалению, ходячая фраза о том, что гении долго не живут, не редко срабатывает. Герой Социалистического труда, учёный с мировым именем Юрий Анатольевич Овчинников прожил всего 54 года.             Он оставил о себе добрую память в Таджикистане, как и во всём мире. Так и хочется сказать, проживи он дольше, сколько бы пользы принесли его учёные труды, а их при жизни им было опубликовано более 500.