ПАЧАДЖАНОВЫ, ОТЕЦ И СЫН

            Душанбе, 20 января. (НИАТ «Ховар», Олег Соболев). — Как журналист, в своих сообщениях, отчётах, репортажах я не раз называл имена Мирзо Турсунзаде, Сотима Улугзода, Фотеха Ниёзи, Абдусалома Дехоти, Мирсаида Миршакара, не говоря уже о Садриддине Айни, я долгое время не знал, что в эту плеяду знаменитостей входит по своему общественному весу «незаметный» Набиджон Пачаджанов. Мне было известно о существовании Таджикского Института истории партии, филиала Института истории партии ЦК КПСС. Этот большой и авторитетный научно-исследовательский центр занимался разработкой проблем историко-партийной науки в республике, переводами на таджикский язык произведений классиков марксизма-ленинизма на научной основе.           Руководителем его более 10 лет являлся Набиджон Пачаджанов. Вот о нём я никогда ничего не писал и даже не был знаком, а лишь мельком видел на разных ответственных совещаниях. И вдруг, ко мне тогда, главному редактору ТаджикТА (ныне НИАТ «Ховар»), подходит один сотрудник отдела таджикских переводов и говорит: «А у нас новый редактор».          — Ну и что? — не прерывая свою работу, спросил я.          — Так это же Набиджон Пачаджанов, — с нажимом произнёс тот.           — Как, директор Института марксизма-ленинизма?!          — Именно так, — подтвердил собеседник.          Я побежал к директору узнавать, в чём дело, ведь должности редактора отдела таджикских переводов и директора Института марксизма-ленинизма по важности и престижности просто не сопоставимы.          — Да, вот так бывает, — протянул директор, но объяснять ничего не стал.         По выходившим в разное время сообщениям все мы знали, что Институтом марксизма-ленинизма с русского языка на таджикский успешно переведены почти все тома сочинений Ленина (а их около 40), а также ряд работ Маркса и Энгельса, других исторически важных партийных документов. «За такую работу, — думал я, — награждать надо, а не выгонять с должностей. 10 лет каторжного ответственного труда!» Не могли же Пачаджанов и его учёные коллеги переводчики вставить в ленинские сочинения какую-нибудь антисоветчину или исказить гениальные мысли классиков марксизма.          Да их бы и никто и не издал. Постепенно из разговоров партийцев, учёных, журналистов я узнавал отдельные факты. Главное оказалось в том, что в декабре 1962 года, на заседании Бюро ЦК Компартии Таджикистана была рассмотрена деятельность Института.          Объективно там ничего плохого о работе переводчиков трудов марксизма-ленинизма и других партийных документов сказано не было. Но ходили слухи, что один большой начальник сильно возмущался заработками переводчиков, особенно он напирал на то, что полученные за переводы гонорары превысили зарплату секретарей ЦК, хотя оплата производилась согласно существующим тарифам, сколько заработали, столько и получили.Вот, что писал по этому поводу участник того заседания Имомназар Келдиев, ныне профессор, заслуженный деятель науки и техники Таджикистана, известный историк: «…Решение бюро было принято под грубым давлением бывшего второго секретаря ЦК И. Коваля. Он прямо навязывал, диктовал своё умозаключение, не давая возможности говорить другим. Когда Н. Пачаджанов попытался доказать свою правоту, его и слушать не стали. Н. Пачаджанова строго наказали. Ему объявили строгий выговор, и он был снят с занимаемой должности директора Института истории партии».           «А-а-а, — догадался я, — это Иван Григорьевич своё мнение навязывал членам бюро и давил до тех пор, пока не добился своего». В прочем, вторых секретарей ЦК из Москвы за этим и присылали. Всё контролировать и обо всём доносить в Москву, было их главной задачей, так по крайне мере казалось многим, знавшим Коваля, Шитова, Полукарова.           В том, что судьба сыграла с Набиджоном Пачаджановым злую шутку, я стал убеждаться, всё более и более узнавая этого, очень привлекательного и честного, глубоко эрудированного, добросердечного, просто красивого человека. Мне повезло уже в том, что с ним можно было поговорить о чём угодно на работе, пойти на футбол, а в обеденные перерывы присесть за общий стол на Хлопковом базаре, где коллеги журналисты любили заказывать плов. Бывают люди, в которых ты интуитивно узнаёшь родственные души.          Набиджона Пачаджанова я сразу отнёс именно к таким людям. На работе, хотя и не ежедневно, нам удавалось, к взаимному удовольствию поговорить о многом. Я узнал, что у Пачаджанова шестеро детей, а он узнал, что у меня — двое.          — Вы ещё меня догоните в этом, — говорил он, намекая на то, что он родился в 1910, а я — в 1924 году.          — Мои-то ещё маленькие, — заметил я, — А в кого они вырастут — вопрос.         — Да-а, — протянул Пачаджанов и, подумав, сказал, — Каждый ребёнок это хоть и маленькая, но уже — личность. Каждый требует своего подхода и очень важно, в каждом из них видеть человека.  Это значит, что общение родителя с сыном или дочкой должно проходить, как бы на равных, чтобы установилась атмосфера понимания между маленьким и взрослым. Особенно отталкивают детей невнимание к ним и грубые отклики со стороны взрослых. При этом ребёнок как бы отключает своё внимание, а взрослые думают, что он просто не послушный.           В агентстве сложился такой порядок, что мне приходилось исполнять роль ходячего справочного бюро, объяснять переводчикам или корреспондентам сложные термины, незнакомые слова и обороты речи, давать истолкования путанным политическим фразам, разбираться в датировании некоторых исторических событий. С приходом в агентство Набиджона Пачаджанова значительная часть этой нагрузки перешла на него. Ведь у него было 2 высших образования и отличный опыт редакторской, научной и партийной работы.           Набиджон Пачаджанов не редко обращался к теме Великой Отечественной войны, хотя сам на войне не был, имея бронь. Со своей стороны я довольно подробно рассказал ему о блокаде Ленинграда, как бывший блокадник, о том, почему фашисты были остановлены под стенами Невской твердыни, сорвались их мечты устроить победный банкет в ленинградской гостинице «Астория».  Я говорил, что если бы не Георгий Константинович Жуков, который сменил К. Ворошилова на должности командующего фронтом, то город был бы сдан.          Военный совет фронта во главе с Ворошиловым решал вопрос, какие важнейшие объекты города необходимо немедленно взорвать, чтобы не достались врагу. Жуков прервал это занятие, передал Ворошилову требование Сталина лететь в Москву, так как командование фронтом примет Жуков. Прекратить отступление и контратаковать противника — этот приказ Жукова ошеломил командиров дивизии и полков, но был выполнен и фронт стабилизировался.         Рассуждая с Набиджоном о том, что могло бы быть, если бы немцы взяли Ленинград, мы соглашались во мнении, что вполне возможно, пала бы и Москва, потому что освободившиеся под Ленинградом войска группы армий «Север» приняли бы участие в наступлении на советскую столицу. В прочем, именно это и входило в планы Гитлера. Мы говорили иногда довольно негромко о хрущёвском докладе на ХХ съезде КПСС, докладе, который, в конечном счёте, не только разоблачил культ личности Сталина, но и положил начало разложению мирового коммунистического движения.          Ведь оказывалось, что Коммунистический интернационал возглавлял «нехороший человек» Иосиф Виссарионович Сталин, при котором все, кто мешал строительству социализму, репрессировались. Мы говорили примерно так, что Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой. Он за 17 лет создал тяжёлую индустрию и такую армию, которая смогла противостоять гитлеровскому вермахту, считавшемуся сильнейшей армией мира.           Мы с Набиджоном соглашались в том, что второй главной заслугой Сталина было решение национального вопроса в стране, благодаря чему СССР вёл войну против захватчиков, опираясь на монолитное единство, на дружбу народов СССР. Кстати сказать, сейчас по сообщениям из Москвы мы видим, что в России начинает расцветает ярый национализм, а о дружбе всех народов как-то стали забывать. В кратком очерке невозможно вспомнить и перечислить всех тем и нюансов наших бесед с уважаемым и очень интересным человеком Набиджоном Пачаджановым.           Мне очень жаль, что таким кратким было наше общение, но я не чувствую, что он ушёл из жизни, я вижу его стремительно и широко шагающим по главному проспекту Душанбе с неизменной папиросой в руке и уверенным взглядом в будущее. Я пишу об отце и сыне и это занятие очень приятно мне, потому что, познакомившись с Далером Набиджоновичем, я сразу понял, каким сильным было влияние на него со стороны отца. С ним также приятно разговаривать, и если надо делать какое-то дело, то мне, как журналисту, с ним это делать легко.          И вот такая цифровая ситуация: папа был на 14 лет старше меня, а сын Далер — на 13 лет моложе. И ещё, родились мы с ним в один день, 3 апреля. Не помню, уж с каких времён, но в этот день рюмку за здоровье друг друга мы поднимаем регулярно.          Далер Набиджонович приезжает ко мне, где-то ближе к обеду, мы садимся за стол и высказываем пожелания друг другу, здоровья, успехов, личного счастья, того же и всем родным. Мне становится немного грустно, когда он говорит: «Олег Дмитриевич, извините, пожалуйста, у меня дома собралась вся родня, ждут, да и ваши гости скоро появятся». Понятно, надо прощаться, но и то, слава Богу, повидались в день рожденья, зарядили друг друга энергией.          Ведь встречаемся-то нечасто. Тут мне приходит мысль — взять бы и объединить его и моих гостей, вот бы было здорово! Об отдельных исследованиях Далера Пачаджанова, об экспедиционных работах мне доводилось писать не раз.          Теперь я знаю, в чём главный итог его многолетней деятельности. Он создал новое представление об осадочном процессе, в результате которого различные вещества, находившиеся в мировом океане, осаждались слой за слоем в течение миллионов лет и заняли три четверти поверхности земной коры. Ныне в осадочных горных породах находятся 75% всех полезных ископаемых, ключ к поиску которых может дать геохимия.           Как объяснил Далер Набиджонович, до последнего времени считалось, что геохимия для поверхностных процессов как бы не существует, то есть на поверхности Земли они, вроде, не идут. Но это оказалось не так. А если геохимические процессы всё-таки происходят и здесь, то это значит, что мигрируют химические элементы, они участвуют в физических и химических превращениях с образованием минералов.           И это нельзя не учитывать, если мы хотим знать, где поиски полезных ископаемых наиболее перспективны. Профессия геохимика не даёт учёному сидеть на месте. В разные годы он участвовал в исследованиях в Казахстане, Украине, Грузии, по российским областям Курской, Воронежской, Белогородской, по Ставропольскому и Краснодарскому краям, а также на Курильских островах.           Изучение миграции широкого круга элементов позволило дать надёжную оценку геохимического фона осадочных пород таджикской депрессии, а также установить повышенные, имеющие практическое значение, концентрации ряда металлов в высокоуглеродистых породах — углях, горючих сланцах, которые рекомендованы Пачаджановым в качестве комплексного редкометалльного сырья. На основании составленных палеографических и литолого-фациальных карт выявлены перспективные площади на угольные месторождения, а рекомендации переданы на использования в ПО «Таджикгеология». Далер Пачаджанов интересен не только своими работами в области геохимии, но и проведёнными гидрохимическими исследованиями на важнейших реках и ряде озёр Таджикистана, а также в области аналитической химии.          В целом творческая деятельность заслуженного деятеля науки республики, академика так многогранна, что потребовались бы сотни страниц, чтобы отразить хотя бы главные её грани. Эта деятельность принесла ему широкую известность среди его зарубежных коллег. Отношению к науке, умению организовать научную деятельность, глубоко заинтересоваться конкретными научными проблемами у Далера Набиджоновича Пачаджанова смогли научиться сотни молодых талантливых юношей и девушек — членов Малой академии наук, которую он возглавляет много лет.