ВОЙНУ ЖДАЛИ И ОНА НАЧАЛАСЬ

Душанбе, 15 июня. (НИАТ «Ховар», Олег Соболев). – Ещё свежи впечатления от массовых мероприятий, проведённых в честь 65-летия Великой Победы, ещё стоит перед глазами величественный парад на Красной площади, а впереди – трагическая дата мировой истории – начало Великой Отечественной войны. Гитлер напал 22 июня, в самый длинный день в году. Завершить Победой эти действия, согласно плана Барбаросса, Гитлер и его генералы рассчитывали взятием Москвы к концу 1941 года. Охватить мысленно все события даже одного дня той войны невозможно. Ведь фронт протянулся от Белого до Чёрного моря. Поэтому каждый бывший фронтовик обычно рассказывает о себе, о «своей» войне. Мы, старшеклассники ленинградских школ, конечно, читали газеты, слушали радио и понимали, что будет война. Однако казалось, что впереди ещё много мирного времени. Сейчас вспоминая последние предвоенные месяцы, я как будто листаю врезанный в мозг дневник памяти. Я знал: кончу десятилетку, пойду в институт, скорее всего, в технологический. Пока же главное – следить за мускулами. В легкоатлетических видах спорта у меня почти нет конкурентов в нашей славной школе имени Веденеева. Я неожиданно для себя сблизился с Лёвкой Бушуевым. Он перешёл к нам в девятый «б» из девятого «а». Рядом с домом Лёвки есть двор, где мы иногда проводили время.  … Вот и сданы экзамены за девятый класс. Кончились заботы. Как хорошо! В табеле четвёртки и пятёрки. Теперь все дни можно пропадать на пляже, купаться, каждый вечер ходить в кино или на танцы в наш чудесный парк. А если надоест – просто читать. Или пойти к Лёвке. Рано утром 22 июня мы, три парня и три девушки, совершили замечательную прогулку. Из Петергофа вышли в сторону Розового павильона. Миновали небольшой Петергофский аэродром и свернули с аллеи в поле. Было тихо и ясно. Ласково сияло солнце, на листочках сверкали капельки росы, а среди густой травы мирно покачивались головки малиновых, жёлтых, фиолетовых цветов. Пел в вышине жаворонок. К полудню с большими букетами мы возвращались домой. Мы подошли к площади и у Верхнего парка вдруг увидели толпу. Суровые сосредоточенные лица обращены к репродуктору, укрепленному на высоком столбе. — Что передают? – спросил Лёва. — Заявление советского Правительства. Война! На другой день я лишь к вечеру сумел вырваться к Лёвке. Он сидел в своей комнатке и слушал радио. — А, Олегушко, серьёзные, брат дела. Читал «Ленинградскую Правду?» — он кивнул на лежащую на столе газету. – Всюду митинги идут. Я взял газету. Это был экстренный выпуск за 22 июня 1941 года. На глаза попалась резолюция рабочих завода «Большевик»: «Нам навязал войну не народ германский, а кровавая фашистская клика во главе с обнаглевшим псом Гитлером, но она потерпит позорный крах… По призыву родного Советского правительства мы все, как один, поднимемся на Отечественную войну…». Мы, то есть такие, как я, тысячи молодых, да и немолодых людей ещё не знали, не имели представления о тех отлично оснащённых и вооружённых дивизиях общей численностью более полумиллиона человек, которые шли на Ленинград и которыми командовал генерал-фельдмаршал фон Лееб. А этому представителю немецкой военной аристократии и руководимой им группе войск «Север» Гитлер поручил уничтожить части Советской армии в Прибалтике, развить наступление через Двинск, Псков, Лугу, захватить все военно-морские базы на Балтийском море и к 21 июля овладеть Ленинградом. Обо всём этом никто из нас не мог и думать. Теперь мы знаем: расчёты фашистов строились на подавляющем превосходстве в военной силе. Но под Лугой, Гатчиной, на ближних подступах к Ленинграду проходили линии обороны. Их строили все. Копали глинистую землю и мы с Лёвкой, и наши матери. Подсчитано: 626 километров окопов и противотанковых рвов, 15 тысяч дотов и дзотов, 35 километров баррикад составляли Ленинградскую оборону. И если возможным оказалось остановить полчища врага, то лишь потому, что город стал фронтом, а его жители – бойцами, каждый на своём посту. В Петергофе война поначалу ощущалась мало. Город ещё жил как цельный живой организм, хотя облик его в чём-то изменился. На улицах появились плакаты, призывающие граждан изучать военное дело. И люди учились стрелять, действовать штыком, бросать гранаты, поджигать танки. 3 июля мы слушали по радио речь Сталина. Родина в величайшей опасности и она должна быстро перестраиваться на военный лад – вот главное, что мы запомнили. И ещё – в городах, которым угрожает непосредственная опасность вторжения врага, в помощь Красной Армии будут создаваться части народного ополчения. Я был дома один, когда июльским днём ко мне забежал Лёвка Бушуев: — Ну, дождались, наконец! Бежим в школу, там добровольцев записывают в истребительный батальон! В школе много наших сверстников, но ещё больше незнакомых людей. В толпе мы кидаемся в разные стороны и теряем друг друга из виду, а когда вновь встречаемся во дворе школы, Лёва протягивает руку и торжественно произносит: — Поздравляю бойца истребительного батальона войск НКВД! В армию не берут, потому как мы семнадцатилетние, значит, будем истребителями.   — Ты в каком? — В 78-м, а я в 79-м. Вскоре эти два истребительных батальона были переведены на восточную окраину Петергофа. На душе у бойцов и командиров тревожно. Больше всего томит неизвестность. Каждый чувствует, что столкновение близко. Вечером 20 сентября никто не собирался спать. Наконец-то поступило распоряжение: «Быть наготове». В огромном подвале здания плодоовощного института, где расположен командный пункт батальона, нам выдали сухой паёк: по пакету галет и кусочку солёного сала. Противогазы приказано сдать старшине, а получить цинки с патронами. Военной формы у нас ещё нет, а в руках – английские винтовки. Я рассовал боезапас по карманам, набил два подсумка, висящих на широком и толстом ремне, ещё не зная, что скоро эти патроны я превращу в пустые гильзы в бою под Стрельной. После войны наш командир батальона С. И. Маракуев напишет:  «В ночь на 21 сентября генерал М. П. Духанов, уже хорошо знавший меня по разведке и обороне под Гостилицами, вызвал меня к себе в штаб, размещавшийся в Красных зорях, и отдал приказ передвинуть батальон на передовые позиции, занять трёхкилометровый участок обороны к северу от западной окраины Стрельны. Он сказал, что этот участок разведкой обработан не был, и какие силы немцев нам противостоят, следовательно, неизвестно, а оборонять его надо до 14 часов 21 сентября. К этому времени генерал обещал передать участок войскам, которые должны были прибыть из Ленинграда по Финскому заливу и закрепиться здесь. Я вывел батальон на передовые позиции, разместил в оборону роту, организовал ночную разведку, установив, что перед нами более двух батальонов противника. С рассветом немцы начали и непрерывно продолжали интенсивный миномётно-артиллерийский обстрел участка обороны батальона, а к девяти стали скапливаться в лесу для атаки…». День тот – 21 сентября – был долгий и трудный в своей огневой ярости. Сначала – артиллерийско-миномётный налёт, когда земля, словно в ознобе, дрожала от разрывов. Потом – ливень пулемётных и автоматных пуль, простых, разрывных, трассирующих. И под волны грохота – накатывающийся на наши позиции враг… Можно сказать без преувеличения, что никогда прежде мы не испытывали такого единства,  сплочённости и злости. Перед лицом опасности мы стали другими. В людях рождалось мужество, крепла внутренняя готовность к грядущим испытаниям. Мы были лишены высокомерия, черствости, равнодушия, а понятия о долге и чести были получили ещё в школе. Станционный поселок Стрельна. Противник уже отделил его от Ленинграда, перерезав железную дорогу и выйдя к Финскому заливу в районе Урицка. Через Стрельну он наносил удар на юго-запад, чтобы помочь другим своим частям сбросить в залив остатки наших войск, слившихся в Приморскую оперативную группу и заслонивших собой побережье напротив морской крепости Кронштадт.   С наступлением сумерек был получен приказ армейского командования оторваться от противника. Оставив заслоны, 78-й и 79-й истребительные батальоны ушли в Петергоф, унося значительные потери. В ту же ночь они совершили 15-километровый марш до города Ораниенбаума (теперь Ломоносов). Среди убитых оказался и Лёва Бушуев, пуля пробила голову как раз между его рыженькими бровями. Об этом я узнал в 1946 году от своей матери, которая вместе с Лёвкиной мамой, утром 22 сентября обошла всё поле боя под Стрельной.     Наши два батальона разместились в школе и приступили к несению своей обычной службы в прифронтовой полосе. Вскоре они были слиты в один истребительный батальон под №79. Террор и голод обрушили гитлеровцы на ленинградцев, которые в ожесточённых боях на подступах к городу обескровили вражеские силы и заставили их перейти к обороне. Гитлер мстит 2,5-миллионному населению Ленинграда за провалившуюся мечту овладеть городом Ленина. Батальон без отдыха несёт свою прифронтовую охранную службу. Ленинград уже взят в кольцо и начались блокадные дни, которые продлятся до сентября 1944 года. Ораниенбаум и окружающая его малая земля, названная Ораниенбаумским плацдармом, находилась в 40-километрах западнее Ленинграда. Оружие, боеприпасы и мизерные пайки защитники плацдарма получали из блокадного Ленинграда по Финскому заливу и его северному берегу. Это означало ещё большие трудности чем те, что испытывала сама Невская твердыня.  Самой трудной была зима 1941-1942 годов. Бойцы батальона, в том числе и я, превратились в дистрофиков, но продолжали нести службу, патрулируя дороги и окраины города в 40-градусные морозы. В мае 1942 года после полутора месяцев лечения от цинги и дистрофии, я был призван в действующую армию и стал бойцом 50-й отдельной стрелковой бригады морской пехоты, находившейся на переднем крае обороны Ораниенбаумского плацдарма. Здесь воевали по-настоящему – ходили в разведку, лазили за «языками», вели частые обстрелы позиции врага из миномётов и пулемётов, готовились к решающим боям по разгрому противника под Ленинградом.