ЗАОЧНАЯ ВСТРЕЧА. Рассказ писателя Тимура Зульфикарова о встрече с Львом Шейниным устами писателя и публициста Мансура Суруша. Дню рождения Зарифа Гулома посвящается
Как-то ко мне в кабинет заглянул по обыкновению писатель Зариф Гулом (сегодня он отмечает День рождения – писателю исполнилось 73 года. – Прим. НИАТ «Ховар»), мой друг и постоянный автор нашего еженедельника. Передав мне свой очередной рассказ, он собрался было уходить, но в это время раздался лёгкий стук в дверь, и с всегдашней милой улыбкой вошёл Тимур Зульфикаров.
Поздоровавшись со мной, всё также улыбаясь, он вопросительно посмотрел на Зарифа.
— Это Зариф Гулом, писатель, — пояснил я. – Юрист по образованию, пишет преимущественно в жанре детектива. А «Записки следователя» Льва Шейнина являются его настольной книгой.
Тимур Касымович, пожав руку Зарифу, сказал:
— Очень рад нашему знакомству. Жаль, что переводная литература с таджикского на русский нынче оставляет желать много лучшего. Ничего из ваших вещей мне на глаза не попадалось. Но, чтобы вы знали, мне когда-то довелось работать вместе со Львом Романовичем на киностудии «Мосфильм». Боже, как это было давно…
В эту минуту мне подумалось, что время действительно скоротечно, как наши горные реки. В предисловии к сборнику рассказов «Записки следователя» автор вспоминает, что в молодости друзья называли его Байроном, «… потому, что в те годы у меня была буйная шевелюра, во что теперь, увы, трудно поверить…»
— Я всегда мечтал познакомиться с вами, — ответил Зариф и торопливо добавил: — Поздравляю с премией Бунина.
На его лице отразились замешательство и изумление. «Я впервые увидел человека, который лично был знаком с самим Шейниным и даже работал с ним вместе», — признался мне потом Зариф. Я его понимал, ведь произведения Л. Шейнина зачитывало до дыр не одно поколение советских людей. Страстным поклонником его творчества является и Зариф.
Конечно, эрудированному читателю нет надобности объяснять, кто такой Л. Шейнин. Ну, а для несведущих можно напомнить, что он известный юрист, деятель Прокуратуры СССР, прозаик, драматург и киносценарист. Автор ряда произведений, среди которых пальму первенства занимают «Записки следователя», сборник увлекательных рассказов о буднях советского уголовного розыска. А за фильм «Встреча на Эльбе» Л. Шейнину была вручена Сталинская премия первой степени. Ряд произведений экранизирован.
Сравнительно недолгая жизнь Льва Романовича (61 год) была переплетена с событиями, которые являются отзвуками вселенского значения, но в то же время сложной эпохи, в которую он жил. Семнадцатилетним юношей его со студенческой скамьи Высшего литературно-художественного института им. В. Брюсова по путёвке комсомола направляют на работу в уголовный розыск. Много лет он был следователем по особо важным делам Прокуратуры СССР. Принимал участие в расследовании запутанного и покрытого завесой тайны убийства С. Кирова. В 1945 году в качестве помощника главного обвинителя СССР Р. Руденко он выступал в суде народов над гитлеровским фашизмом — Нюрнбергском процессе. И в последующие годы он с шерлокхолмской интуицией занимается расследованием самых тяжких преступлений в Москве, Ленинграде и других городах и районах. Ему всегда сопутствовала удача: карьера, литературная слава. Но иногда жизнь закручивает и такие сюжеты, которые не снились даже мастерам драматургических ходов. Лиха хватить пришлось и ему, у каждого времени свои законы, но, к его счастью, всё обошлось, слишком большой была его популярность, да и заслуг, следовательно, и наград было немало, один орден Ленина чего стоит. Хотя в лагере на Колыме он успел побывать, правда, недолго. Но такое разве забывается, проходит без следа?!
Когда закончилась карьера следователя, Л. Шейнин продолжил свою деятельность вначале в журнале «Знамя», а затем в должности главного редактора на киностудии «Мосфильм». Именно в этот период и состоялась встреча Т. Зульфикарова с ним.
Из воспоминаний самого Л. Шейнина мне было известно, что ещё совсем молодым следователем он имел честь познакомиться с известным юристом и судьёй конца XIX и начала ХХ веков России, прославившимся своими судебными речами, академиком, автором книги мемуаров «На жизненном пути» Анатолием Фёдоровичем Кони, слушать его беседы. Кони связывали узы дружбы с Л. Толстым, Достоевским, Короленко и другими писателями. К слову, тема «Анны Карениной», как следует из различных воспоминаний, у великого писателя зародилась из бесед с Кони.
По признанию Л. Шейнина, главный урок, преподанный ему этим мудрым старцем, состоит в следующем: следователь никогда не должен смотреть на подследственного с презрением, как на безвозвратно потерянного человека, не унижать его достоинства, всегда помнить, что он мог оступиться случайно, в силу необратимых, часто от него не зависящих обстоятельств. Но если отнестись к нему с пониманием, вызвать на доверительный разговор, дать надежду на исправление, строго соблюдать презумпцию невиновности, помнить, что первая версия не всегда верная, вполне возможно, что даже закоренелый преступник осознает свою вину, покается и начнёт новую жизнь.
В предисловии к сборнику рассказов «Записки следователя» автор приводит слова А. Кони, написанные им в работе о Достоевском и романе «Преступление и наказание», об «умении находить «душу живу» под самой грубой, мрачной, обезображенной формой и, раскрыв её, с состраданием и трепетом показывать в ней то тихо тлеющую, то ярко горящую примирительным светом искру…»
Эти замечательные слова выдающегося криминалиста следовало бы отлить из золота, потому что они никогда не потеряют своего значения.
Эта мысль, точнее, вера в человека, сострадание к нему, стремление бороться до конца за него, красной нитью проходят через все рассказы из «Записок следователя». Автор создавал из горы сухих уголовных дел не просто занимательные, но большого значения воспитательного характера рассказы о людях, волею рока попавших в сложные жизненные обстоятельства, и тех, от кого зависит их дальнейшая судьба.
Однажды, когда у нас с Зарифом Гуломом зашёл разговор на эту тему, он решительно сказал:
— Именно поэтому я хочу, чтобы эту книгу хоть раз в своей жизни прочитал каждый следователь, судья, работник исправительно-трудового учреждения и даже судмедэксперт. Пусть знают, что и в груди преступника теплится душа, пусть знают, как надо работать.
А в тот день Зариф с просьбой обратился к Тимуру Касымовичу:
— Будьте любезны, расскажите, каким был в жизни этот глубоко почитаемый мной писатель.
Тимур Касымович прежде слегка задумался, словно вспоминая былые годы, и только затем стал рассказывать:
— После ухода на пенсию из прокуратуры Лев Романович полностью отдался творческой деятельности, стал работать на «Мосфильме». В середине 60-х годов прошлого века меня, выпускника Литературного института, направили именно в это заведение. Поймите моё состояние, меня (!), безусого тогда ещё юнца (при этом Тимур Касымович провёл рукой по подбородку с изрядно посеребренной щетиной. – М. С.), посадили в один кабинет со Львом Романовичем Шейниным. Кто я тогда ещё, а он уже признанный мэтр, лауреат и всё такое.
В первый день мне показалось, что придётся нелегко работать бок о бок с человеком, который, как было известно, всю жизнь вёл борьбу с матёрыми уголовниками, изобличал воров, жуликов и мошенников, распутывал самые сложные дела. По молодости лет я тогда думал, что такой человек непременно должен быть суровым, немногословным и непреступным. Но после первой же беседы все мои сомнения улетучились. Вести беседу с этим чуть выше среднего роста, склонным к полноте, широколобым, с прищуром добрых глаз человеком было легко и непринуждённо. Он запомнился мне своей деликатностью, остроумием и общительностью, память у него была феноменальная, многое помнил до мелочей. Он относился ко мне отнюдь не как начальник, а, скорее, как наставник. У нас сразу сложились приятельские отношения.
Тимур Касымович на минуту замолчал, а я обратил внимание на то, с каким вниманием слушает его Зариф Гулом. Надо же он получает сведения о своём кумире, как говорится, из первых рук, от очевидца событий давно минувших лет. Тем временем наш визави продолжил:
— Лев Романович был не только энтузиастом своего дела, но ещё обладал и удивительными человеческими качествами. Например, он никогда не перебивал собеседника, дотошно вникал в суть дела и лишь потом высказывал своё мнение, но при этом никому его не навязывал. Мы вместе разбирали поступающие в студию сценарии и после обстоятельного обсуждения давали ход. Именно в тот период «Мосфильм» выпустил ряд замечательных кинофильмов, в чём заслуга и Льва Романовича. А я благодарен ему, что он подвиг меня на написание сценариев.
Тимур Касымович опять замолчал, с интересом рассматривая стоящие на стеллаже книги. В эту минуту мне вспомнился примечательный факт из жизни Л. Шейнина, который описала в своих заметках Антонина Дмитриевна Коптяева. Её роман о врачах «Иван Иванович», впоследствии удостоенный Сталинской премии, вначале был подвергнут хлёсткой критике. Именно в те тяжёлые для писательницы дни, когда многие заняли выжидательную позу, Лев Романович по «вертушке» позвонил главному идеологу страны, секретарю ЦК КПСС М. Суслову и попросил вступиться за Коптяеву. Этот поступок свидетельствует не только об остром чувстве справедливости, что всегда было свойственно Л. Шейнину, но и о широте его души и мужественности.
Именно так было, когда Л. Шейнина привлекли к расследованию обстоятельств, связанных с гибелью знаменитого режиссёра и актёра Соломона Михоэлса. По официальной версии, выдающийся театральный деятель погиб в автомобильной катастрофе. Шейнин же на основе веских фактов доказывал обратное, что это запланированное убийство, за что власть имущие тут же отстранили его от дела.
Повернувшись к нам, Тимур Касымович так заключил свой рассказ:
— Хотя прошли десятилетия, но память о Льве Романовиче в моём сердце жива.
Затем он, ещё раз пожав руку Зарифу Гулому, сказал:
— Друг мой, так уж получилось, что я не пошёл по стопам Льва Романовича, поскольку у меня своё предназначение, свой маяк и свой стиль. Но его назидания по сей день служат мне подспорьем на моём тернистом пути Дервиша. Ну а если он для вас стал предметом подражания, так никогда не переставайте учиться у него. А это значит, никогда не надо думать о человеке как об окончательно законченном, даже если он падший и отвергнутый. В сердце любого из нас есть сад, в котором всегда могут произрасти новые цветы. Даже в стужу.
Тимур Касымович, одарив ещё раз своей очаровательной улыбкой, раскланялся и ушёл. А Зариф Гулом ещё долго сидел в раздумье. Затем он сказал:
— Под впечатлением воспоминаний Тимура Зульфикарова у меня сложилось такое впечатление, что и я, пусть и заочно, встретился со Львом Романовичем Шейниным, будто и я слышал его мягкий, доброжелательный голос, будто перенёсся во время, в которое он жил и творил, увидел лица людей, которые он так здорово описал. Эта заочная встреча стала для меня ещё одной школой, впрочем, как и всё его творческое наследие, которое всегда восхищает меня художественной силой, накалом страстей, отражением неуловимых движений человеческой души.
Я молча пожал его руку в знак того, что полностью с ним солидарен и готов подписаться под его словами.
Мансур Суруш