КТО НЕ ЧИТАЕТ, ТОТ НЕ МЫСЛИТ. Сегодня – Всемирный день книги и авторского права

ДУШАНБЕ, 23.04.2018./НИАТ «Ховар»/. 23 апреля — символическая для мировой литературы дата — стала поводом для учреждения Всемирного дня книг и авторского права (World Book and Copyright Day).

В этот день в 1616 году ушли из жизни М.Сервантес, У.Шекспир и Инка Гарсиласо де ла Вега. Это также день рождения или смерти таких известных авторов, как Морис Дрюон, Хальдоур Лакснесс, Дж.Пла и Мануэль Мехиа Вальехо.

Вполне естественно, что проходившая в 1995 году в Париже Генеральная конференция ЮНЕСКО решила отдать в этот день дань уважения книгам и авторам, призывая всех, и особенно молодежь, находить удовольствие в чтении и уважать незаменимый вклад тех, кто содействовал социальному и культурному прогрессу человечества. Тогда и был учрежден Всемирный день книг и авторского права и Премия ЮНЕСКО за пропаганду идеалов терпимости в детской и юношеской литературе.

Решение было принято с целью просвещения, развития осознания культурных традиций, а также с учётом того, что книги являются наибольшим средством распространения знания, самым надёжным способом его сохранения. В резолюции отмечается эффективность проведения в этот день книжных выставок и ярмарок.

Благодаря книге мы получаем доступ не только к знаниям, но и идеям, духовным и моральным ценностям, к пониманию красоты и творческим достижениям человека. Носитель информации, основа образования и творчества, книга даёт возможность каждой культуре рассказать о себе, знакомит с обычаями и традициями разных народов.

Книга — это окно в мир культурного многообразия, это мост, соединяющий разные цивилизации во времени и пространстве. В связи с этим предлагаем нашим читателям, любителям художественной словесности новый рассказ из готовящегося к печати сборника писателя и журналиста, лауреата премии Союза писателей Таджикистана имени С. Айни, литературного обозревателя НИАТ «Ховар» Мансура СУРУША.

Божья метка
(рассказ-быль)

Кудратулло не повезло с самого начала. Он родился не таким, как все. Первым это заметила акушерка, принявшая роды, а затем с ужасом и мать. Мальчик родился с рассеченной, заячьей губой, да и глаза были разных цветов — один черный, как смородина, другой иссиня-голубой. Надо же было такому случиться, да только ведь пути Господни неисповедимы. И все равно счастью молодых родителей не было границ. Хотя каждый из них задумывался: «Как растить ребёнка, непохожего на других?» Своего первенца они назвали Кудратулло, что значит «Божья мощь». Так обычно именуют мальчиков,  родившихся с увечьем,  искренне полагая,  что это знак Божий. Самому Кудратулло все это было неважно, к тому же, подрастая, он все больше убеждался, что окружающий мир прекрасен, а в родительском доме всегда тепло и хорошо, что он самый желанный и дорогой. В этом его всегда по поводу или без оного убеждали любящие и заботливые мама с папой. Но порой им приходилось нелегко, хотя они и смирились с горькой участью и терпеливо несли свой крест, но очень болезненно воспринимали реакцию некоторых бестактных людей на причудливый вид своего беззаботного сынишки. Когда кто-то на улице начинал с любопытством его разглядывать, при этом ещё и качая головой, мол, как это вообще стало возможно, их это бесило. Мальчику с Божьей меткой снились цветные сны, но он еще не понимал, что мир иногда становится и омрачающе тусклым. Все было бы хорошо, но когда его отдали в детсад, а потом в школу, у него пошла чёрная полоса, начались проблемы, безмерно осложняющие его до того беспечную жизнь. Дети, а они в силу своей несмышленности, порой бывают жестокими, не могут поставить себя на место другого и ощутить те же эмоции и переживания, издевались над Кудратулло, обзывая его по-всякому. Озлобленный Кудратулло отвечал им той же монетой. Как-то раз он сцепился со своими обидчиками и пришел домой с расквашенным носом.

— Что с тобой, сынок? — всполошилась мать.

— На улице одни крысы, змеи и скорпионы, — всхлипывая, ответил Кудратулло. — Только и умеют, что кусаться и жалить. Уродом обзывают. Не хочу играть и дружить с ними.

— А ты не обращай на них внимания, — ласково гладя Кудратулло по голове, успокаивала мать. — Ты самый красивый на свете мальчик.

— Правда, мама? — недоверчиво спрашивал Кудратулло.

— А как же, касатик ты мой, — уверяла его мать. — Даже и не сомневайся в этом.

Но Кудратулло не унимался и стал опять допытываться:

— Я один на свете такой, что ли?

— Какой такой? — также ласково глядя на него, чуть дрогнувшим голосом переспросила мать.

— Ну, с разноцветными глазами, с порванной губой.

— Сынок, ты абсолютно нормальный, просто ты другой. Какие бы не были внешние данные, свет всегда излучает душа. Тех, кого Всемилостивый Бог любит, одаривает особенной красотой, — успокаивала мать. — Вот и ты у нас родился такой.

Кудратулло успокаивался, как море после ненастья, и на его заячьей губе цвела улыбка, а разноцветные глаза сияли радостным блеском. Заметив перемену в настроении сына, мать продолжила умиленно:

— Я же знаю, что ты можешь составить конкуренцию любому красавцу. Формы твои безупречны, а глаза блестят как алмазы, один, бирюзовый, по синеве схож с небосводом в ясную погоду, а другой — с ласточкиным крылом. А когда ты станешь большим, отпустишь как дедушка усы, сечения на губе не будет видно. Но если и тогда кто-либо захочет насмехаться над тобой, тоже не беда. Дуэли у нас, слава Богу, не применяются, но ведь пощечины не отменены. А ты за себя, я уверена, постоять сумеешь. Вон какой вымахал в свои восемь лет. Вот и все дела. Хотя клин вышибать клином стоит не всегда.

В такие минуты Кудратулло на радостях будто обрастал крыльями, вновь ощущал себя счастливым, потому что верил в искренность своей нежной мамы. Да и мать, казалось, нисколько не сомневалась в своих предвещаниях. Но только Кудратулло не знал одного, что мать после таких разговоров закрывается в кухне и плачет, усилием воли погашая боль, прикрываемую изумительной ложью. «Как мне защитить своего ребёнка от жестокого мира, эпидемии безобразной агрессии, бацилл зла, оградить от растления души, — в отчаянии думала она. — Как вырастить, чтобы он не начал ненавидеть себя из-за своего отличия от других, не впал в депрессию, не стал мизантропом».

В каждом доме свой распорядок. Кудратулло привык к тому, что мама  каждое утро подавала ему молоко или яйца, приносимые в их дом по договору одной словоохотливой женщиной из близлежащего селения. Женщина та была человеком обязательным и старалась никогда не нарушать графика, впрочем, и цены на молоко и яйца ее вполне устраивали. Но однажды она к досаде матери Кудратулло припозднилась, а когда,  наконец,  явилась, то извиняющимся голосом пояснила, что так случилось потому, что ночью захворала ее младшая дочь,

— Что с ней? — профессиональным тоном поинтересовалась мать Кудратулло, которая работала медсестрой в одной из городских поликлиник.

— Не знаю, — скороговоркой ответила молочница, — ночью поднялась температура, потом началась рвота.

— К врачу не ходили?

— Надо бы, но пока еще нет, — просто сказала молочница с уставшим видом. — Некогда, муж уехал на заработки, а я не хочу подводить своих покупателей. Договор превыше всего, да и живем мы, можно сказать, на средства от продажи молока и яиц. Устала я, но что поделать. Жизнь…

Мать Кудратулло молча рассчиталась с ней и вдруг предложила:

— Давайте я поеду с вами и осмотрю вашу дочь.

— Ой, я так буду вам признательна, — всплеснула руками молочница. — Я всегда знала, что у вас добрая душа, да и оплачиваете вы всегда в срок, не как некоторые.

Мать Кудратулло, взяв свой саквояж, на ходу поправляя косынку, мельком оглядев себя в зеркале, перебила ее:

— Едем. Чем раньше, тем лучше.

Когда приехали, она осмотрела девочку и сказала:

— Я так и предполагала, налицо признаки кори. Я ей пропишу лекарства, сбивающие температуру. Но показать девочку детскому врачу вам следует обязательно и не надо откладывать на потом. Ничего, день-два ваши городские клиенты обойдутся без молока и яиц.

Когда, беспрерывно говоря слова благодарности, молочница стала провожать мать Кудратулло, та во дворе увидела сидящего в углу пушистого тёмно-коричневого, почти шоколадного окраса кота. Мочка носа и подушечки лап были того же цвета. Кот выжидающе и настороженно глядел на хозяйку. Мать Кудратулло обомлела, заметив поразительное сходство кота со своим сыном. У него были точно такие же разноцветные глаза, и верхняя губа была рассечена так же. Она остановилась как вкопанная, не в силах отвести глаз от кота.

Перехватив ее взгляд, молочница, было, подумала, что вечно хмурый и недовольный кот вызывает отвращение у медсестры.

— Да, это наш кот-урод, — словно оправдываясь, сказала молочница. — И как эта напасть свалилась на нас? Насколько мне известно, после рождения от него отказалась даже его мать. И правильно сделала,  кому нужен урод.

— Почему урод? — возразила мать Кудратулло. – Симпатяга, можно сказать,  даже очень фотогеничный кот.

— Ну, вы скажете, — заподозрив насмешку в словах собеседницы, продолжила молочница. — Паршивец готов выхватывать еду из рук. Я бы давно избавилась от него, да вот незадача: если собака привыкает к человеку, то кошка — к месту. Сколько раз прогоняла его,  все равно возвращается.

Мать Кудратулло, продолжая наблюдать за котом, который всем своим видом словно говорил: «Я такой, какой есть», назидательно сказала:

— Не надо думать о животных свысока. Они такие же живые существа, а не просто слепки, и у них есть душа,  и они знают, что такое добро и зло.

— Ну, был бы обычный кот, — выражая свое несогласие, тарахтела  хозяйка. — А у этого такой ужасный вид, да и прожорливый ещё, а толку-то от него. Муж его кастрировал, чтобы не плодил таких же уродов,  как сам.

От этих слов мать Кудратулло передернуло, и она, отвернувшись с помрачневшим лицом и тихо вздохнув, сказала:

— Это очень жестоко с вашей стороны. Кошки — особенные животные, их обижать нельзя. В Древнем Египте кошки считались священными, даже сохранилось множество кошачьих мумий. Я читала, что там некий чужестранец был растерзан озлобленной толпой за то, что убил кошку. А то, что ваш кот уродился таким, не его вина. Может, Господь Бог обозначил на нем свою метку.

Не зная, что ответить, озадаченная молочница молчала. Минуту спустя  мать Кудратулло решительно добавила:

— Я забираю кота, этого несчастного отказника. Если нужно,  я заплачу.

— Заберете? Бога ради, я только спасибо скажу, — словно не веря своим ушам, привычной скороговоркой продолжала молочница. — Да только зачем он вам, уродина?

Она, как видно, и не догадывалась, какую душевную боль причиняет матери Кудратулло.

— Он покорил меня своим пронзительным взглядом, — со спокойствием принявшего решения человека ответила мать Кудратулло. — От него исходит невероятный позитив.

С помощью соседского мальчишки, которого позвала молочница,  кота поймали, поместили к его недовольству в мешок  и с помощью того же мальчика за небольшую мзду привезли в город, в дом, где жил Кудратулло, к его вящей радости,  в чем была уверена мать.

Кудратулло был на седьмом небе от счастья, увидев столь колоритного, но с хмурым видом кота, осмотрительно изучающего новое, как он, наверное, понял, место жительства. Первым делом мальчика, как и маму, поразило сходство с ним. Взяв кота на руки, он подошел к зеркалу и долго вглядывался в отражение. Да, левый глаз у обоих был иссиня-черный, а правый — бездонно-голубой,  верхние губы были абсолютно схожие — увеченные, рассеченные. Кудратулло, изумленный таким открытием, не сразу выпустил из рук кота,  который,  быть может,  впервые увидел себя в зеркале, но даже не замечал своих проблем и просто наслаждался жизнью, наперекор всему. А когда он отбежал в сторонку, Кудратулло ошарашил мать своими вопросами, на которые она с затруднениями находила ответы.

— Значит, не я один такой на белом свете? — вопросительно посмотрел он на мать.

— Получается,  что так, — отозвалась она. — Так уж устроена природа,  на свет появляются существа, очень похожие друг на друга. Как,  например, ты с этим котом, который теперь будет жить у нас. Вы же с ним,  я не сомневаюсь, подружитесь.

— Конечно, мама, я всегда мечтал о таком друге, который не кусается и не жалит. А может, это мой брат, который где-то затерялся и все забыли про него?

— Нет, такого быть не может, — засмеялась мать. — Разве мать может забыть свое дитя, свою кровинушку?

— Ну, значит, он будет моим названным братом. Ладно, мама? — парировал Кудратулло.

— Пусть будет так, мой сыночек, — вздохнув, ответила мать.

— Какая у него мягкая шерсть. Я назову его Пушистиком, — обрадованный своей сообразительностью сказал Кудратулло.

Кудратулло и кот действительно быстро и крепко сдружились, забавлялись целыми днями. Вопреки предсказаниям хозяйки кот и не собирался убегать из дома, где царила атмосфера любви и согласия. Кудратулло очень хотелось на ночь укладывать Пушистика в свою постель,  но тот, строптиво вырываясь из объятий своего нового хозяина, сразу ставшего закадычным другом, предпочитал отсыпаться под его кроватью. Мама с папой, часто по ночам заходя в детскую, слышали, как в унисон звучат их сопение и мурлыканье.

А ребятня на улице диву давалась, почему это Кудратулло стал обходить ее стороной. Им было невдомек, что он нашел себе друга,  надежного,  верного,  который никогда не предаст и не унизит. А некоторым сверстникам Кудратулло становилось стыдно,  что они ни за что, ни про что обидели соседнего мальчишку.  И еще им было неизвестно, что Кудратулло с его новым другом связывает нечто большее — Божья метка, что братство по духу намного сильнее, чем братство по крови.

Спустя время молочница, как-то не достучавшись в калитку,  приоткрыла ее и увидела во дворе знакомого кота, упитанного и ухоженного, забавляющегося и ластившегося к ногам Кудратулло. Всмотревшись, она будто онемела, разглядев их невероятное сходство. «Как такое может случиться — загадка», — подумала она. Тут к ней, заметив из окна в кухне,  с небольшим ведерком вышла мать Кудратулло. Молочница налила из своего бидона парного молока в подставленное ведерко, потом извиняющимся тоном сказала:

— Простите меня, пожалуйста. Я все поняла. Хорошо, что есть люди с таким сердцем, как у вас.

— Хорошо, что вы осознали это, — сказала мать Кудратулло. — Мой мальчик и его Пушистик открыли мне глаза на множество вещей, научили понимать, что все люди, все существа от рождения уникальны и особенны по своему, как и всё в многоликом мире, и с этим надо считаться. Но чтобы увидеть и понять это, надо смотреть глазами сердца.