ЗОЯ ОСМАНОВА: «МИРЗО ТУРСУН-ЗАДЕ – ГОРЯЧИЙ ПАТРИОТ, НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ПРЕДПОЧИТАВЩИЙ СЛОВУ «РОДИНА». Известный русский востоковед о знаменитом поэте и общественном деятеле

 ДУШАНБЕ, 02.05.2019. /НИАТ «Ховар»/. Сегодня исполняется 108 лет со дня рождения выдающегося таджикского поэта и общественного деятеля устода Мирзо Турсунзаде. Предлагаем вниманию читателей отрывки из очерка русского (советского) ученого востоковеда Зои ОСМАНОВОЙ «Мирзо Турсун-заде», написанного автором  и изданного в Москве отдельной книгой в далеком 1961 году прошлого века.

…Имя Мирзо Турсун-заде, видного  поэта и общественного деятеля приобрело широкую популярность в конце сороковых годов, когда появились тоненькие книжки его стихотворений, посвященных Индии. Вспоминая теперь об этом первом всенародном признании таланта поэта и перечитывая произведения, которые были написаны спустя несколько лет и принесли Мирзо Турсун-заде высокое звание лауреата Ленинской премии, ясно видишь главную особенность его творчества. Она — в обостренном чувстве современности, которое, говоря словами Степана Щипачева, «не заменить никаким стилистическим блеском». Ощущение того, что стихи поэта написаны «о времени и о себе», не покидает читателя ни тогда, когда он знакомится с первыми сборниками его стихотворений и рассказов, относящихся к бурным годам первых пятилеток, ни при чтении поэм и поэтических циклов, отмеченных зрелостью политической мысли и незаурядным мастерством, запечатлевающих эру пробуждения к национальной независимости народов Африки и Азии, величественную эпоху борьбы за мир и саженьи шаги его родного народа, поднявшегося из темноты и рабства в преддверие коммунистического завтра.

Поэзия Мирзо Турсун-заде пленяет проникновенным лиризмом и публицистическим пафосом. Лиризм и эпичность, высокая патетика и романтика далеких путешествий, близость к фольклорным истокам и верность реалистической правде характеров, традиции искусства ювелирно тонкого и глубокого, присущего великим классикам родной литературы — Рудаки и Фирдоуси, Саади и Хайяму, Хафизу и Камалу Худжанди, — вот из каких сложных компонентов складывается творческая индивидуальность таджикского поэта, у которого при этом можно найти много общего и с творчеством его старших современников — Лахути и Пайрава Сулаймони и с поэзией Маяковского и Тихонова, Твардовского и Исаковского.

Обозревая творческий путь таджикского поэта, который в 1961 году отмечает свое пятидесятилетие, можно сказать, что всеми своими произведениями, даже повествующими о прошлом, он рассказывает о том великом и неповторимом времени, в котором живут в братской семье советских народов таджики, рассказывает о себе, о своей судьбе, в которой отразилась судьба его народа.

* * *

Мирзо Турсун-заде родился в 1911 году в селении Каратаг, расположенном в Гиссарской долине, в последние годы правления жестокого бухарского эмира Олим-хона. Отец будущего поэта, неграмотный деревенский плотник, мечтал дать сыну образование. «Мне дали имя Мирзо, что значит писарь, — вспоминает в своей автобиографии поэт. — Так называли людей только грамотных. Это имя было почетным». Но мечта отца смогла осуществиться в полной мере только тогда, когда первые советские школы широко распахнули свои двери перед детьми таджикских тружеников. Такая школа была открыта и в Каратаге. Не довольствуясь полученными там знаниями, Мирзо уходит пешком в город Дюшамбе — будущую столицу молодой советской республики Сталинабад (ныне Душанбе. – прим. НИАТ «Ховар»), поступает в школу-интернат, а затем с группой других способных учеников уезжает в Ташкент, чтобы завершить свое образование в Таджикском институте просвещения. В конце 1930 года Мирзо Турсун-заде, досрочно окончив институт, направляется ЦК ЛКСМ Таджикистана на работу в редакцию молодежной газеты «Комсомоли Тоджикистон» («Комсомолец Таджикистана»). С этого времени и начинается путь поэта. Турсун-заде мало чем выделялся тогда среди своих сверстников — молодых таджикских поэтов и писателей, судьба которых сложилась почти так же, как и у него, — Миршакара Уруг-зода, Дехоти и других. Начало тридцатых годов совпадает для них с поисками своего стиля, своего места в литературе…

* * *

Турсун-заде много ездит по стране, участвует в сооружении крупнейших строек, превращающих его республику из отсталой окраины царской России в передовую аграрно-индустриальную республику.

Не сразу определился творческий облик Турсун-заде. Он пробует свои силы в различных жанрах. Пишет очерки, рассказы, стихи, участвует в создании коллективного поэтического произведения «Вода жизни», авторами которого помимо Турсун-заде были С. Айни, А. Дехоти, X. Юсуфи; в соавторстве с поэтом А. Дехоти создает либретто первых национальных опер и музыкальных драм «Восстание Восе», «Тахир и Зухра» и т. д. В то время темпы создания поэтических произведений как будто спорили с могучими темпами социалистического строительства. Молодые поэты, часто не думая о художественном совершенстве, стремились поскорее написать, напечатать, донести до комсомольского активиста, находящегося в горах Памира, рабочего, прокладывающего уникальные автострады или возводящего плотины на бурных горных реках, взволновавшие до глубины души впечатления, передать размах социалистического строительства, поведать о пробуждении древней земли, раскрывающей «большевикам пустыни и весны» свои богатства.

«Телеграммой лети строка» — этот поэтический призыв Маяковского, прозвучавший со страниц его Октябрьской поэмы «Хорошо», нашел отклик во всей советской многонациональной поэзии. В Таджикистане он был подхвачен Пайравом Сулаймони в его стихотворении «Радостная весть с Вахшстроя» и в поэтической «Корреспонденции» А. Лахути; он был услышан и Турсун-заде, который как бы по эстафете передал этот пафос новой жизни в коротких летящих строках своей юношеской поэмы «Варзобстрой» (1933 г.). Новый мир, новый человек — строитель этого мира — вот что становится уже тогда главной темой творчества Турсун-заде. Его юношеской поэзии был присущ яркий весенний колорит. Перечитывая первые сборники его рассказов и стихотворений — «Знамя победы», «Золотая Линия» и другие, мы то и дело встречаемся с такими образами и олицетворениями, порою вынесенными в заглавие стиха, порою повторяющимися в самом его тексте, как «На рассвете», «Весна», «Навстречу весне», «К солнцу», «Золотая земля», «Расцветает», «Таджикистан подобен букету цветов» и т. д. Образы «Чаманистона» — «цветущей страны», солнца, как символа счастья, являются центральными в его поэзии тридцатых годов.

Однако это по-юношески непосредственное чувство радости, изумления перед неповторимой красотой трудового подвига и созидания постепенно окрашивается другими оттенками, обогащается пониманием серьезности жизненных конфликтов и противоречий. В его поэзию входят традиционные для таджикской  литературы противопоставления светлого настоящего трагически мрачному прошлому.

С осенью отождествляет поэт прошлое своего народа, рассказывая о горестной участи шестнадцатилетней красавицы Ра’но, которая умерла в ханском дворце, не выдержав надругательства над своей девичьей честью. Весной называет он новую жизнь свободной таджички, самостоятельно распоряжающейся своей судьбой. (Поэма «Осень и весна». 1937 г.).

Образы знатных таджикских колхозниц Угулой и Мамлакат (поэмы «Осень и Весна», «Солнце Мамлакат»), молодого ученого Хуршеда из пьесы «Приговор», активно борющегося с проявлениями буржуазно-националистической идеологии, и образ легендарного вождя народного восстания в Бальджуане — крестьянина Восе — вот главные герои произведений Мирзо Турсун-заде, созданные им в первое десятилетие литературного труда.

* * *

В известном смысле переломными для творчества Турсун-заде явились годы Великой Отечественной войны. Напряженный темп жизни, ответственность за судьбы народа и Родины ощущались им так же, как и всеми советскими писателями. Поездки по республикам и городам Средней Азии, выступления на антифашистских митингах перед бойцами, отправлявшимися на фронт, активное участие во фронтовой и республиканской печати и Окнах Таджикта — все это самым благотворным образом сказывалось на творчестве Турсун-заде.

Именно в это время им были написаны такие значительные его произведения, как поэма «Сын Родины», стихотворения «Никогда», «Таджикский богатырь» (посвященное старшему сержанту снайперу таджику Тешабою Одилову), «Памяти капитана Гастелло» и ряд других.

Все органичнее входят в его стихотворения темы пролетарского интернационализма и патриотизма. Чувство единства исторических судеб всех народов Советского Союза становится все глубже и отчетливее, оно выражается уже не только в пафосных декламационных восклицаниях и риторических выражениях, но и придает какие-то новые оттенки лирическому и эпическому началам поэзии Турсун-заде. Так, например, в поэме «Сын Родины», которая написана в лирико-драматическом жанре, это чувство советского интернационализма раскрывается в ряде конкретных, жизненных эпизодов. Кодир, герой поэмы, в бою спасает от смерти украинца Миколу, раненому затем Кодиру возвращает зрение русский врач и т. д. Патриотизм Кодира проявляется не только в том, что он добровольно, по зову сердца становится солдатом в первые же дни войны, но и в том, что, едва окрепнув после тяжелого ранения, он снова, как и тысячи советских бойцов, уходит на фронт защищать, отвоевывать у врага землю России, деревни и города Украины, бороться за них с такой же самоотверженностью, как если бы ему пришлось драться на земле своих отцов.

В этом произведении Турсун-заде так же, как и в ранних его стихах и поэмах, явственно ощущается связь и с фольклорно-песенной и с литературной традициями. Сказываются эти традиции прежде всего в обильно представленных здесь литературно-книжных и устно поэтических ассоциациях и приемах. Как это можно было наблюдать в некоторых поэмах-притчах А. Лахути («Максиму Горькому», «Витязь Мир», «Мардистан» и другие), поэма Турсун-заде начинается с назидания старика-отца. В первых же строках поэмы возникают легендарные образы благородных героев Фархада и Меджнуна, ставших нравственным критерием народного характера. Им противостоят хитроумные и коварные Хосров и Зохак. Враг сравнивается то с чудовищем (аждар и аждаха), то с хитрой лисой, то с потомками Зохака; герои — с воинственным и доблестным орлом или эпическим героем Рустамом. Авторская речь, как и слова персонажей поэмы, пересыпана народными изречениями и пословицами.

Удачно используются в поэме различные метафорические олицетворения сил природы, которые помогают выявить романтическое настроение героя, его торжественно приподнятое душевное состояние. В тот момент, когда он, прощаясь с родными местами, уходит на фронт, со словами напутствия обращаются к нему реки, горы, цветущие поля хлопчатника. Они желают Кодиру, чтобы мысли его были так же прозрачны, как вода горных рек, и чисты, как снег, лежащий на горах. Особенно охотно и часто прибегает Турсун-заде к параллелизмам, благодаря которым любовь героя и его невесты приобретает в поэме нежную поэтичность и одухотворенность:

И лишь двоих среди идущих нет,
Лишь двух влюбленных потерялся след.
Двух капель не дочтешь средь волн речных,
Два сокола отбились от других.

* * *

Стихотворение «Хранителю сокровищ» написано в 1946 году. Добытый таджикским рабочим в горах Бадахшана рубин словно придал песням Турсун-заде новые краски. Горячий патриот, никогда ничего не предпочитавший слову «Родина», как он горячо и искренне сказал об этом в стихотворении «Никогда» (1942), Турсун-заде становится патриотом угнетенных и обездоленных народов стран зарубежного Востока, певцом их страданий, надежд и стремлений.

Чем самостоятельнее делаются его художественные поиски, чем шире кругозор, чем полнее его творчество сливается с лучшими тенденциями советской и прогрессивной зарубежной литературы, тем все более ценным становится вклад поэта в культуру и литературу своего народа и тем самым в культуру народов других стран. Послевоенные поэтические циклы «Индийская баллада», «Я со свободного Востока», «Голос Азии», в которых нашли свое выражение широта взгляда и мудрость советского общественного деятеля, интернационализм и подлинная народность, знаменовали начало нового этапа в развитии таджикской поэзии, явились новым завоеванием советской многонациональной литературы.

В 1947 году председатель правления Союза  писателей Таджикистана Мирзо Турсун-заде  в составе советской делегации едет в Индию на Первую конференцию стран Азии, которая состоялась в Дели.

Индия в тот период только что после двухсотлетнего английского владычества вступила на путь независимости. Следы господства колонизаторов были слишком свежи, раны, нанесенные индийскому народу, еще кровоточили. Раздел Индии в 1947 году на два доминиона — Индию и Пакистан — сопровождался жестокими столкновениями между индусами и мусульманами, усиленно подогреваемыми Лондоном. Впечатления от поездки были настолько сильны и ярки, что не написать, не рассказать об увиденном было нельзя.

В сентябре 1947 года публикуются первые стихи знаменитого индийского цикла Мирзо Турсун-заде. Переведенные на русский язык С. Липкиным, В. Державиным и другими советскими переводчиками — они были затем переведены и на многие языки Советского Союза и ряда зарубежных стран, найдя отклики и в Индии. Поэт был удостоен Сталинской премии, награжден орденом Ленина.

* * *

В поэме «Голос Азии» раскрывается высокий гуманизм советского человека, для которого понятия патриотизма и интернационализма нерасторжимы и святы. Ведь именно потому, что поэт умел слушать звуки родной земли, понимать думы своего народа, он так хорошо постиг мечты и чаяния других народов Востока:

Я беседовал с Нилом и Гангом,
Речь Востока навеки близка мне,
Слушал пахоты мягкое сердце,
Слушал сердце суровое камня,
Слушал речку — певунью, плясунью,
Слушал я изумрудное чудо,
Это было в гиссарском селенье,
О друзья, к вам пришел я оттуда!

Значение поэмы Турсун-заде состоит еще и в том, что поэт сумел эмоционально передать пафос борьбы народов Азии, нарастающую мощь их голоса, твердость их поступи. В чеканных строках поэмы читателю передается ощущение неизбежности их победы над империализмом:

Но такой мы не ведаем силы,
Нет ее и не будет в природе,
Что растопчет и волю и душу
Тех, кто страстно стремится к свободе.
Поднимается новая сила,
Плещет влага от Ганга до Нила,
Это Азии кровь забурлила,
Каждой капелькой заговорила.

В самом зачине, в первых же строках поэмы возникает образ океана, штормовой бури, рокот грохочущих волн — с ними отождествляется пробуждение Азии. И недаром поэма уже сейчас переведена на английский, французский, испанский, немецкий, китайский, польский и другие языки мира. Один африканец назвал «Голос Азии» книгой о гроздьях гнева, которые зреют в сердцах народов Азии и Африки.

Всенародное признание получила эта поэма в нашей стране. В знаменательный день девяностолетия со дня рождения Владимира Ильича Ленина Мирзо Турсун-заде за сборник стихов и поэм «Голос Азии» и поэму «Хасан-арбакеш» был удостоен почетного звания лауреата Ленинской премии.

* * *

Но несмотря на то, что произведения на зарубежную тему заняли столь значительное место в творчестве Турсун-заде, они не заслонили, собой другой магистральной темы его поэзии — жизни Советского Таджикистана.

В пятидесятые годы Мирзо Турсун-заде выступает с новым циклом стихотворений «На земле таджикской». Хотя стихотворения этого цикла отражают повседневную жизнь республики, трудовые будни колхозников, строителей дорог и ирригаторов, садоводов и партийных работников, поэт и здесь остается верен своей излюбленной теме — прославлению интернационализма и братства народов.

Эпиграфом к этому циклу, пожалуй, могут быть поставлены строки одного из его стихотворений:

Сердце друга всегда ты насытишь рассказом,
Если все в том рассказе увидено глазом.

Все, о чем повествует поэт, увидено, подмечено его проницательным зорким взглядом человека, кровно заинтересованного в процветании жизни его народа, взглядом художника, у которого жажда творчества и прилив вдохновения возникают не только при известии о запуске космического корабля, но и при виде школы-новостройки в далеком горном кишлаке, нового сада, заложенного на бывшем пустыре, нового сорта хлопчатника, выведенного народными селекционерами, веселой свадьбы, сыгранной в семье друга… Вот в Таджикистане заложены первые плантации лимонных деревьев, золотистые плоды которых были до сих пор дорогим подарком, привезенным с другого конца земли. Для поэта это событие становится символом труда, сплачивающего людей разных национальностей, разрушающим былые перегородки, символом «великого братства»:

За собою оставил пахучий лимон
Перевалы и реки, и даль побережий,
Поселился у нас черноморец приезжий,
Навсегда он таджиками усыновлен.

Он обрел свое место над вахшской водой,
Снова чует отцовскую ласку народа.
Познавая любовь и язык садовода,
Он увидел: вся родина — сад золотой,
Он кавказец, в отечество наше влюбленный…
С нашим хлопком таджикским пусть дружат лимоны!

Плоды, вызревающие на землях, орошенных водою таджикских рек, под лучами горячего таджикского солнца — это одно из вещественных проявлений дерзновенной мечты народа, перестраивающего, переделывающего жизнь, покоряющего стихию. В стихотворении «Праздник на берегу Сыр-Дарьи», посвященном строителям Каракумского канала, Мирзо Турсунзаде пишет о своенравной реке:

…Все на своем пути сокрушила волна Сыр-Дарьи,
Горы пробив, расплескалась в песках, в забытьи,
Но покорилась народу,
и воды свои
Новым садам и посевам она понесла;
Душу имела бы —
душу бы нам отдала…

* * *

В 1956 году Мирзо Турсун-заде закончил новое произведение — «Вечный свет», знаменующее собой дальнейшее развитие лиро-эпического начала в творчестве поэта.

Композиционная структура ее довольно интересна. Поэма состоит из четырех частей, носящих отвлеченно-символические названия: 1. Ожидание; 2. Первая встреча; 3. Вторая встреча; 4. В саду. Вся поэма пронизана предчувствием «великого свершения». Ожиданием его наполнены строки первой части, в которой поэтично передано ощущение непрекращающейся ни на минуту жизни природы, ассоциирующейся в сознании автора с творческим вдохновением и горением. Из этого лирико-философского плана тема волнующего ожидания как бы перемещается в бытовую плоскость. На рассвете у порога родильного дома поэт ждет известия о рождении ребенка.

Первая встреча — это встреча прекрасным весенним утром с только что родившимся сыном. Напряженное ночное ожидание разрешается первым криком младенца.

А лирический герой поэмы готовится к новой встрече. Он спешит на вокзал, где с волнением ждет прибытия поезда, на котором должен приехать «Великий устод» — мудрый наставник, глубоко чтимый Садриддин Айни. Свидание с ним предваряется рассказом о его многострадальной жизни в эмирской Бухаре и размышлениями о судьбах Азии, об исторической роли России в пробуждении ее народов. Это вторая встреча поэта в тот день. Любопытная деталь. Поэма написана почти спустя два года после кончины Айни (он умер 15 июля 1954 года). Вместе с тем читателя не покидает ощущение того, что речь идет все время о живом Айни, писателе, общественном деятеле, ученом, о его живом и непререкаемом нравственном авторитете, о его все возрастающем творческом влиянии на ныне здравствующих писателей. И как бы нарушенная логическая и сюжетная связь между второй и третьей частями, между встречей с новорожденным и встречей с преклонных лет мудрецом восстанавливается в следующей, четвертой части, в которой поэт воспроизводит атмосферу своей последней беседы с Айни.

Эта беседа происходит в весеннем саду, напоенном ароматом распускающихся цветов и наливающихся соками плодов. В неторопливо текущем монологе престарелый писатель, поздравляя молодого отца, щедро раскрывает перед ним сокровища своего сердца и ума, свое миропонимание, свое представление о назначении человека и советует достойно воспитать сына:

Ты человека с деревом сравни.

Цветя на солнце, зреет в добрый час,
Ни засухи, ни ветра не страшась.

Чем больше у него в земле корней,
Тем человек красивей и сильней.

Когда с бедой ты хочешь бой вести,
Ты корни в почву Родины пусти.

Тогда хорошим будешь ты отцом,
Когда ты сына вырастишь борцом.

Тогда ты в сыне возродишься вновь,
Когда зажжешь в нем к Родине любовь…

…Пускай твой сын поймет, — где старый враг,
Пускай твой сын развеет этот мрак,

Пускай поможет он друзьям в беде,
Пускай он искрой искрится везде,

Пускай повсюда он ломает гнет —
И свет его в попутчики возьмет.

Сын для народа — память об отце.
Свет будущего — на его лице.

Образ Айни — центральный образ поэмы — приобретает значение символа. В его судьбе автор видит судьбу всей. Азии, и не только Советской Азии. В его прошлом, в его детстве, отрочестве и юности отражены вся жестокость и средневековое мракобесие, олицетворением которых еще сорок лет тому назад был бухарский эмират. Наступившая вслед за его разгромом эпоха социализма создала условия, необходимые для полного развития творческой личности, поэтому голос Айни, вступившего в школу Октября сорокалетним писателем, стал голосом народов Азии, а его произведения, по мысли поэта, — воплощением их судьбы, их трудного пути от рабства и средневековья к социализму и коммунизму. В словах поэта о старце, чья душа полна надежды, а путь чист подобно снежной белизне его седин, о старце, который внемлет голосам Азии и сам стал голосом ее сердца, заключено предвидение будущего народов, которые еще не освободились от гнета и социального неравенства, но которые уже твердо встали на путь борьбы с ними.

Турсун-заде в «Вечном свете» добивается четкой типизации явлений современной, жизни. Одна из главных тем его послевоенного творчества — тема зарубежного Востока, обогащается в этой поэме новыми аспектами выражения.

Если прежде лирический герой поэта оценивал жизнь народов зарубежного Востока с точки зрения исторического опыта советского человека, то теперь рассказ о прошлом и настоящем своего народа обогатился историческим опытом и пониманием жизни других народов. Снова и снова в поэме возникает мотив ожидания. В лирических отступлениях, сопровождающих монолог Айни, поэт рассказывает о том «вечном свете», в мечте о котором жил раньше таджикский народ. Для народа, для таких его представителей, как Айни, ожидание света, надежда на лучшее будущее, пути к которому он мучительно искал, нередко скрашивались лучами нетленной поэзии:

То этим светом был Омар Хайям,
То Саади пылал огнем строки,
То пламенел певучий Рудаки…

Все бо́льшим идейно-эстетическим и философским содержанием наполняется само понятие «света», «вечного света», «немеркнущего света», «долгожданного света», которое повторяется в различных сочетаниях в тексте поэмы. «Вечный свет» — это свет, зажженный новой жизнью. Он олицетворяет радость человека, разделившего свою судьбу с народом.

Своеобразное завершение получает в этой поэме и разработка лирической темы «цветущей земли», которая, как мы это отмечали выше, была присуща раннему творчеству Турсун-заде. От несколько абстрактной трактовки этой темы поэт постепенно, от поэмы к поэме, от стихотворения к стихотворению, приходит к образу-обобщению, развитие которого захватывает в свою орбиту и понятия патриотизма, и интернационализма, и революционного гуманизма.

* * *

Но, пожалуй, с наибольшей силой дает себя почувствовать лирическое начало творчества Турсун-заде в его последней поэме «Моя дорогая». По форме своей эта поэма — лирический монолог, обращенный поэтом к своей жене, которую он ласково и нежно называет «джони ширин» — «моя дорогая». Она начинается как трогательное объяснение с любимой, которую поэт просит извинить за частые отлучки из дому, за невнимание к детям, которых ему случается не видеть месяцами:

Дорогая моя, не сердись на меня,
Неповинного мужа напрасно браня…

Но вот, незаметно для читателя это объяснение из интимно-лирического русла переливается в другое, туда, где все ощутимее, все громче звучат страстные голоса друзей поэта, друзей его народа. То это голос убеленного сединами русского поэта Николая Тихонова, с которым исхожено и изъезжено немало дорог; то это голос афганского горца, приютившего застигнутых непогодой гостей из России на Дуабе; то это чернокожий посланец Анголы на празднике Рудаки в Сталинабаде, то пламенный патриот Пакистана поэт Фаиз Ахмад Фаиз… И по мере того, как поэт знакомит читателя все с новыми и новыми друзьями, обретенными им в далеких путешествиях, меняется содержание центрального образа поэмы, образа «его дорогой».

Еще и теперь в поэзии многих стран Востока образ возлюбленной отождествляется с образом Родины, свободы. Эта традиция несомненно близка таджикскому поэту. Вот как представляет он нам Фаиза Ахмада Фаиза:

Помнишь, был в нашем доме писатель Фаиз,
Чьи стихи, как нежданные звезды зажглись,

Он сидел у тебя, мало вымолвил слов,
Но не слишком усердно он кушал твой плов,

Слушал вежливо то, что сосед говорил,
Он сидел у тебя и курил и курил…

Но когда оживленный зашел разговор
Про его Пакистан и про город Лахор,

Загорелся Фаиз, как дрова, как трава,
Точно искры взвились огневые слова,

Он метался от боли, утратив покой,
Рвался к свету и воле пенджабской рекой…

Ради правды покинув родные края,
Он отчизне твердит: «Дорогая моя!..»

Разве он, как и я, на чужой стороне
Не тоскует о детях, о милой жене?

Для него Пакистан — это дети его,
И тревожит их плач на рассвете его…

«Дорогая моя» — для пакистанского поэта это образ его Родины. В стихотворении из сборника «Руки ветра» («Мысль моя о тебе…») Фаиз Ахмад Фаиз писал, обращаясь к любимой отчизне:

Дни друг друга сменяют — идет то один, то другой,
Новый вечер приходит, а я все в разлуке с тобой.

Сердцу грезится — только померкнет окошко тюрьмы —
На кудрях твоих свадебный звездный наряд.
А коль цепи мои засверкают, я знаю тогда —
То лицо твое, щеки твои от восхода горят…

Но разве в строках «мы с тобою вдвоем в молодые года создавали наш дом» отражено и запечатлено только узко личное воспоминание? Разве только один дом поэта светлеет от присутствия новых друзей? Ведь на этом доме лежит отсвет того счастья, которым живет весь советский народ, а с миром правды слилась не только «простого таджика семья», но и дружная семья всех народов Советского Союза. Так, строки, казалось бы, пронизанные личными интимными переживаниями, зазвучали как глубокие поэтические обобщения…