НАЗВАНИЕ ГОРОДА ДУШАНБЕ ПРОИСХОДИТ ОТ СЛОВА «ДУШАН», ОЗНОЧАЮЩЕЕ «ИСТОЧАЮЩИЙ АРОМАТ», «ЦВЕТНИК». Так считал Народный поэт Таджикистана, Герой Таджикистана Мирзо Турсунзаде, которому сегодня исполнилось бы 107 лет

ДУШАНБЕ, 02.05.2018 /НИАТ «Ховар»/. В 1924-1929 годах столица Таджикистана официально называлась «Дюшамбе». 16 октября 1929 года после преобразования Таджикистана из автономной республики в союзную стольному граду было возвращено исконное название. Но по предложению Народного поэта Таджикистана Мирзо Турсунзаде, известного всему миру своими произведениями, которому 2 мая исполнилось бы 107 лет, буква «м» была изменена на «н». Таким образом, с тех пор наша столица называется Душанбе. Устод тогда объяснил градоначальникам, что в древних таджикских книгах встречается слово «душан», означающее «источающий аромат», «цветник», а также «светлый», «благоухающий». Слово «душан» созвучно с русскими словами «душистый» и «духи», а таджикский и русский языки относятся к одной языковой семье – индоевропейской. Об этом и о многих других малоизвестных фактах из жизни выдающегося поэта Мирзо Турсунзаде в гостиной НИАТ «Ховар» корреспондентам Мансуру СУРУШУ и Нигораи ФАЗЛИДДИН рассказал сын поэта Масъуд ТУРСУНЗАДЕ.

По мнению нашего великого соотечественника, с его взволнованной и щедрой поэтической душой, такое название города лучше подходит к вечнозелёному, благоухающему, окружённому изумрудными холмами городу, где он жил и творил, где покоится его прах в парке Лучоб, в надгробном мавзолее. «В то же время название «Душанбе» напоминает о том, что здесь в течение нескольких столетий каждый понедельник проходил базар, куда съезжалось много людей со всей Гиссарской и даже из Зеравшанской долины», — сказал старший сын устода Масъуд Мирзоевич Турсунзаде.

У устода, 31 год бессменно возглавлявшего Союз писателей Таджикистана, трое детей. Фируза Мирзоевна – учёный-философ, Масъуд Мирзоевич – физик и радиотехник, Парвиз – переводчик и мастер дубляжа на киностудии «Таджикфильм». Мы планировали встретиться и с ними, но, как пояснил Масъуд Мирзоевич, Фируза Мирзоевна днём раньше уехала в Худжанд, чтобы вместе с родственниками отметить годовщину смерти матери. Парвиз, как выяснилось, находится в командировке.

Кстати, интересным является и история знакомства устода со своей суженой. После окончания Ташкентского учительского института молодой поэт и журналист некоторое время работал в молодёжной газете, а потом его направили в Ходжент в качестве заведующего литературной частью театра имени Камола Худжанди. Там он и встретил красивую актрису и танцовщицу Сабохат Низомиддинову, влюбился с первого взгляда и стал просить её руки. Свою знаменитую поэму «Дорогая моя», удостоенную Ленинской премии, поэт посвятил любящей и преданной супруге.

Первое, что поражает каждого при знакомстве с Масъудом Мирзоевичем, удивительнейшее сходство с отцом. «Как две половинки одного яблока», говоря словами таджикской поговорки. На этот счёт сын поэта полушутя сказал: «Наверное, потому что я родился тогда, когда любовь папы с мамой была в апогее».

В этот день Масъуд Мирзоевич рассказал ещё одну интересную историю в связи со своим сходством с прославленным родителем. В Московском политехническом музее, где присутствовал и он, своими воспоминаниями о незабвенном глашатае дружбы между народами, как называли М. Турсунзаде, поделился поэт и переводчик Яков Козловский, кстати, блестяще переложивший на русский язык подобно Семёну Липкину одно из лучших стихотворений поэта «Скакун мой пурпуровой масти». В конце он обратился к аудитории и спросил: «Хотите ли вы увидеть Мирзо Турсуновича словно живого?». И, не дожидаясь ответа, воскликнул: «Масъуд, ты где, встань, покажись!».

Кстати, некоторые стихи отца в его переводе увидели свет в журнале «Памир». Русским языком он владеет отлично.

– А как же иначе? – улыбнулся наш собеседник, словно о чём-то вспоминая. – Я же русскую школу окончил, а потом продолжил учёбу в МГУ, хотя затем диплом мне довелось получить в нашем Политехническом институте, где также проходил обучение на русском. А почему я попал в русскую школу, тоже занимательно.

Масъуд Мирзоевич подлил нам в пиалы душистый чай и продолжил свой рассказ:

– У отца был большой круг друзей. Кто только к нам не приезжал домой! Пакистанский поэт Файз Ахмад Файз, Николай Тихонов, Расул Гамзатов, Шараф Рашидов, Зульфия, Мухтор Ашрафи, Кайсын Кулиев, Евгений Примаков. Да разве всех перечислишь? Помню, отец с Шарафом Рашидовым обсуждали вопрос о реабилитации национального праздника Навруз, который ошибочно долгое время считался религиозным. И даже собирались обратиться по этому поводу к всемогущему секретарю ЦК КПСС Михаилу Андреевичу Суслову. К слову, у отца были хорошие отношения с Сусловым. Как Председатель советского комитета солидарности стран Азии и Африки он часто бывал у Суслова. Между прочим, именно при поддержке последнего отец добился разрешения на строительство нынешнего великолепного здания Союза писателей в Душанбе, подобного которому я не видел в других республиках. Здание уже было почти построено, но войти в него отцу было не суждено. 24 сентября 1977 года его не стало. Диабет…

Тут Масъуд Мирзоевич вздохнул и на минуту задумался. Затем мы сфотографировались, и он продолжил свои воспоминания:

– Я уже говорил, что у отца, который и впрямь был обаятельным и хлебосольным человеком, друзей было не пересчитать. Но самым закадычным, пожалуй, был Боки Рахимзода, талантливый поэт, но в то же время рассказчик, балагур и шутник. Их дружба длилась до последнего дня жизни отца. Когда настала пора идти мне в школу, отец был в отъезде, в Индии, которой он посвятил немало своих произведений. Тогда мама попросила Боки Рахимовича на правах друга семьи отвезти меня в школу. Ею оказалась 8-я, в центре города. В школе образовалась очередь из родителей, желающих определить в первоклассники своих отпрысков. Последней в очереди стояла русская женщина со своим вертлявым мальчуганом. Словоохотливый Боки Рахимович разговорился с ней и, верный себе, сделал пару комплиментов, отчего та женщина приятно смутилась. Под конец по мере продвижения очереди мой провожатый, указывая на меня, неожиданно сказал: «Я хочу, чтобы этот мальчик учился вместе с Вашим сыном и сидел с ним за одной партой, уж очень он мне приглянулся». Но при этих словах он почему-то пристально смотрел на маму, а не на её сына.

Тут Масъуд Мирзоевич рассмеялся, а вслед за ним и мы. Потом беседа продолжилась.

– Таким образом, я попал в русский класс, хотя были и таджикские. В детстве меня больше всего привлекали железяки — всякого рода гайки, пробки, винтики. Я их подбирал всюду и прятал в карман. Чтобы отвадить меня от этой привычки, мать даже зашивала карманы. Я тогда ещё не знал, да и мама вряд ли, что зашивать карманы на своей одежде просил замечательный грузинский художник Нико Пиросмани, объясняя это тем, что деньги у него всё равно не водятся. Но это к слову. Для меня мои железяки были дороже денег. И ещё картины того же незадачливого Пиросмани, которыми он украшал стены духанов за стакан вина и кусок мчади. Спустя много лет они стали оцениваться в миллионы долларов. Отец тоже получал немалые по тем временам деньги в виде гонораров за свои книги, но я не сказал бы, что мы жили в особой роскоши. А вот Ленинская премия отца ушла полностью на нашу свадьбу с Маргаритой Нуруллаевной, на которую приехала много наших родственников из Каратага и Ходжента, были почти все члены Союза писателей, который бессменно возглавлял 31 год. Мы с женой учились в одной школе, я стал физиком, она химиком.

Тут к нам вышла и сама Маргарита Нуруллаевна с коробками конфет и печеньем, но, сославшись на недомогание, скрылась в другой комнате. А Масъуд Мирзоевич стал опять вспоминать свои детские годы.

– Страсть к радиотехнике у меня со школьных лет, да и в армии служил в ракетных войсках. Когда пришла повестка, отец сказал просто: «Раз призвали, пойдёшь служить. Это долг». Помню, в детстве меня пытались приобщить к гуманитарным наукам, литературе. Но я чувствовал, что у меня другое призвание. Хотя однажды, на свой страх и риск, я даже написал стихотворение, естественно, на русском. Не помню уже, что-то о пионерах, о первомайском празднике. Я очень хотел, чтобы отец прочитал его, высказал своё мнение и в душе даже надеялся, что он меня похвалит. А он сначала удивился, потом, пробежав глазами, с серьёзным видом, при этом пряча улыбку, сказал: «Иди и покажи тому, кто отдал тебя в русскую школу».

Я так и сделал. Боки Рахимович внимательно прочитал, вопреки папе одобрительно покачал головой и сказал, что надо отправить в Москву, в «Пионерскую правду». Я и отправил. К моему большому удивлению стихотворение напечатали. Теперь-то я понимаю, что, скорее всего, сыграла роль фамилия. Как бы то ни было, стихосложение я вскоре окончательно забросил. Помнится, один из друзей отца пожурил меня за это. Мол, бери пример со своего именитого отца. На что папа сказал: «Лучше быть хорошим инженером, чем плохим поэтом». Верно сказано, правда?

– Правда, – подтвердили мы.

– Пользуясь встречей с вами, корреспондентами НИАТ «Ховар», – продолжил разговор Масъуд Мирзоевич, который, как мы убедились, оказался очень интересным собеседником, – поделюсь одной маленькой проблемой. Дело в том, что в преддверии 70-летия отца по инициативе ЦК ЛКСМ Таджикистана группа альпинистов из 16 человек поднялась на один из высоких труднодоступных пиков в Рушанском районе ГБАО, напротив Лоджварддары, с тем, чтобы назвать именем Мирзо Турсунзаде, на высоте 6 тысяч 38 метров установили металлическую табличку с его именем и фамилией. С тех пор прошло много времени, а на географических картах Таджикистана до сих пор нет, хотя пик есть. Как есть люди, которые были очевидцами этого события. Давно пора, чтобы соответствующие органы исправили этот пробел!

– Будем надеяться, – сказали мы, —  что на публикацию на сайте информационного агентства при Правительстве Республики Таджикистан обратят внимание соответствующие органы.

– Между прочим, на пик не так давно поднимался и мой сын Нодир. Он такой же радиолюбитель, как я, хотя окончил исторический факультет, сейчас возглавляет фирму, где сплотил таких же специалистов, как сам.

Мы опять вернулись к теме о наставниках устода Турсунзаде – Садриддине Айни и Абулькасиме Лахути.

– Мне посчастливилось видеться и с самим устодом Айни, – вновь погрузился в воспоминания Масъуд Мирзоевич. – Это было так. В 1950 году отец решил всем семейством провести отпуск в Кисловодске. Но для этого поездом сначала надо было добраться до Москвы. Сегодня, может, не все знают, что за устодом Айни, избранным президентом Академии наук Таджикистана, решением Правительства был закреплён международный железнодорожный вагон, в котором он ездил из столицы нашей республики в Самарканд, где у него был свой дом и где большей частью он проживал. Узнав, что устод собирается обратно в город семи ветров, как иногда называют древний Самарканд, попросился в его вагон. У нас были разные купе, в путь отец взял меня с Фирузой, Парвиза тогда ещё не было, повёл нас, маленьких тогда, к устоду. Помню, устод поочерёдно ласково погладил нас по голове и дал по конфетке. В Кисловодске мы неожиданно встретились со знаменитым азербайджанским певцом Рашидом Бейбутовым. Они с отцом обнялись как старые друзья. Отец сказал: «А мой сын знает ваши песни». Бейбутов обрадовался, узнав об этом, обнял меня, и мы с ним в один голос спели одну шуточную песню, слова из которой я к вящему удивлению прославленного  артиста напомнил без запинки. Спустя несколько лет в неповторимом исполнении Рашида Бейбудтова по всей необъятной стране  полилась песня «Я встретил девушку» из одноимённого фильма. Стихи к песне написал папа.

Потом они сели играть в шахматы, отец был большим любителем этой игры и, как бы между прочим, обронил: «А я с чемпионом мира по шахматам играл без ферзя».

«Без ферзя?! – с удивлением протянул Бейбутов. – Не может быть».

«Может, – ответил отец. – Вот как это было. Я по делам приехал в Москву, как всегда остановился в гостинице «Москва», где меня знает весь персонал. От нечего делать после ужина вышел в фойе. Смотрю, в углу стоит шахматная доска, а игроков нет. Тут в фойе появился смуглый коренастый человек и стал фланировать, видно, тоже скучал от безделья. Подхожу, здороваюсь и без обиняков спрашиваю: «В шахматы играете?». «Да, немного», – почему-то хитровато улыбнулся он. «Сыграем?». «Можно», – ответил он с той же хитроватой улыбкой, которая меня, честно говоря, слегка задела. «Если Вы слабый игрок, – съязвил я, – я буду играть без ферзя». «Валяйте», – сказал он и в два счёта обыграл меня.

«В Душанбе равных мне соперников нет, – сказал я с досадой. – Кто Вы такой?». «Я? Чемпион мира по шахматам Тигран Петросян». Отец потом часто рассказывал, что играл без ферзя с чемпионом мира, но при этом предпочитал умалчивать, что потерпел постыдное фиаско…

Затем наш разговор с Масъудом Мирзоевичем вновь переключился на устода Айни. Я, как и все в Таджикистане, да и в Узбекистане тоже, где в столичном метрополитене одну из станций назвали именем Мирзо Турсунзаде, был очень рад тому, что по инициативе уважаемого Лидера нации Эмомали Рахмона с размахом отметили 140-летие устода Айни, отремонтировали и на удивление хорошо и со вкусом отреставрировали его Дом-музей. Я ходил туда и был в восторге.

В знак солидарности с Масъудом Мирзоевичем мы закивали головами. Провожая нас до двери, Масъуд Мирзоевич добавил:

– Когда я вспоминаю об отце, мне кажется, что я держу ответ перед его памятью за свои поступки, дела и слова…

Мы ещё долго находились под впечатлением от встречи и беседы с Масъудом Турсунзаде. В заключение хотим сказать следующее. Когда распался Советский Союз, как это ни странно, нашлись горе-критики, которые стали бросать тень на светлые имена таких, составляющих гордость нации, личностей, как академик Бободжон Гафуров, Мирзо Турсунзаде, стали замахиваться даже на устода Айни. Мирзо Турсунзаде вменили в вину политизированность творчества. Да, он был сыном своего века, в котором жил и созидал. Жизнь его словно обратилась в руду, из которой и выплавлены все его книги, будто сотканные из всеобщей любви, мудрости и правды. Он был убеждённым интернационалистом, оставаясь при этом патриотом своей Родины, которую неустанно прославлял высокохудожественным словом, был правдив и искренен в своих высказываниях, ни на йоту не погрешил против своей совести и навечно закрыл глаза, убеждённый в своей правоте. Расул Гамзатов вспоминал, как в одной из литературных дискуссий в Бейруте на призыв не смешивать политику и поэзию Мирзо Турсунзаде сказал, что они для него едины. Когда С. Айни, Б. Гафурова, М. Турсунзаде начали очернять те, кто при их жизни и голоса подать не смели, Основатель мира и национального единства – Лидер нации, Президент Республики Таджикистан уважаемый Эмомали Рахмон пошёл на поистине исторический шаг, который по праву можно причислить к его громадным заслугам перед народом и Родиной, — всех троих объявил Героями Таджикистана, тем самым обессмертив их имена, и дал решительный отпор кощунствующим злопыхателям и горлопанам. При непосредственной поддержке Главы государства во всём мире отметили 90-летний юбилей незабвенного Мирзо Турсунзаде. Потому что Лидер нации уважаемый Эмомали Рахмон как никто другой понимает, что имена С. Айни, Б. Гафурова, М. Турсунзаде и  других славных сынов нации вечно будут жить в народной памяти, что голос Мирзо Турсунзаде, «свившего гнездо» в сердцах людей, голос его высокой поэзии не замолкнет вовеки, как голос чистых рек Таджикистана.

                                                       Мансур СУРУШ,
литературный обозреватель НИАТ «Ховар»
Нигораи ФАЗЛИДДИН,
корр. НИАТ «Ховар»